Когда мечты улыбаются

Осталось только как-то пережить боль предательства. И Вика знала способ. И этот способ назывался «терпеть». Она всегда гордилась своей способностью перетерпеть все невзгоды. И пусть Надя считала «терпеливость» недостатком, сама Вика была точно уверенна, что это – достоинство. Терпеть, терпеть, терпеть, а потом – р-раз! – и всё прошло. И можно жить дальше. Как ни в чём не бывало. Как будто ничего и не было.

Был ли Гена в её жизни? А разве четыре встречи – это отношения? Это так, как говорится, а был ли мальчик? Это неважно. Ни о чём. Случайный эпизод. Раз за разом Вика повторяла сама себе эти слова и всё больше успокаивалась. Если она ему не нужна и не важна, то и он ей – не нужен. В жизни и без него была масса проблем, которые требовали времени и сил для решения. Вике и без Фролова было чем заняться. Вика с головой ушла в учёбу. Стала больше читать книг, особенно поэзии. Она пыталась доказать себе, что никакой любви ей не надо. А тут вдруг – р-раз! – и проговорилась.

– Боже, Вичка! Ты готова кинуться даже на Ищенко, который тебя вечно поддевает и обзывает, чтобы тебя любил хоть кто-нибудь?! – изумилась Надя. – Да ему просто нужно было задеть Фокину, отомстить ей. Ты же сама видела, что Ищенко ты как была по барабану, так и осталась. Вичка, нельзя так! Надо себя любить и ценить!

– Надя, мне пора домой.

– Ты опять убегаешь!

– У меня промокли сапоги, – буркнула Вика, не глядя на подругу.

– Мне надоело решать твои проблемы, особенно, когда ты сама не хочешь их в упор замечать!

– Надейка, прости, но мне пора, – Вика решительно развернулась и рванула домой.

13.03.

«Клянусь, что никогда и никому не признаюсь в своих слабостях, не объясню свою систему ценностей и не открою истинных мотивов действий. Клянусь, что никогда и ни перед кем не буду унижаться, ни у кого ничего не попрошу (денег, помощи, сочувствия, любви и т. д.). Для всех я буду сильной, умной и уверенной в себе и не допущу, чтобы кто-то увидел во мне что-нибудь иное. Клянусь, что не выйду из этой роли. Клянусь, что никогда и никому не поверю ни одной своей тайны, не скажу ничего такого, что помогло бы увидеть больше, чем мне хотелось бы показать, что могло бы быть использовано против меня. Клянусь, что буду держать себя с людьми так, как они этого заслуживают, и не больше. И никому не позволю обращаться со мной хоть чуть-чуть хуже, чем мне этого хочется, а также помыкать мною, командовать и использовать меня в своих целях, что, впрочем, маловероятно. Клянусь!»

Вика отложила тетрадку; ей стало легче.

– Я не хочу быть слабой! – громко заявила она, оборачиваясь. – Не хочу!

Но коготки по полу не застучали…

Вика пробежалась по квартире: собаки не было.

– Я забыла Керри на улице! – вскрикнула она в ужасе: ведь это было чудовищно – забыть свою любимицу во дворе.

Вика пулей слетела, не дожидаясь лифта, по лестнице и выскочила во двор.

Во дворе на скамеечке рядком сидели Керри и… Фролов.

– Вика, прости меня. Я ваще – дурак, я – ноль, я – никто. Я никому не нужен. Никто не хочет со мной отношений. И ты тоже, я знаю. Ты меня ненавидишь. Все меня ненавидят. Черемша, Серёга, тоже меня ненавидит. Он меня и в клуб берёт только потому, что у самого денег на вход нету. Ничего мне не говори. Мне стыдно. Я не поздравил тебя с 8-м Марта, я обещал прийти и не пришёл. Я не заслуживаю твоего прощения, и ты меня не простишь. Ты права. Ты во всём права, – с этими словами парень кинулся к ней навстречу, пытаясь схватить за руки.

Вика, совершенно сбитая с толку, отбрыкивалась, как могла, но силы были неравны.

– Вика, у тебя же день рождения в субботу. Можно, я приду? По-честному. Я приду. Я принесу тебе цветы. И ты меня простишь. Мы с тобой отпразднуем. Ведь тебе же шестнадцать! Это важная дата. Это обязательно надо отметить. Нет у меня в клубе никаких девчонок! Не убегай. Побудь со мной!

Гена тянул Вику куда-то прочь от подъезда. Она же выскочила из дома в чём была, в тапках, а потому ноги в носочках моментально промокли в стылой весенней воде. Но Вика этого не чувствовала. Она и слов парня почти не слышала и не понимала, о чём он говорит. Только повторяла, как попугай:

– Нет, нет, нет, отпусти меня, я не хочу, я не буду, не надо.