Когда я был китёнком

Максим улёгся в постель и закрыл глаза. Ему казалось, что рыбки и крабики из супа дружно танцуют в его животе и играют в «догонялки». Потом во рту появился солоноватый вкус. «Наверное, такой вкус у океана», – подумал мальчик, засыпая. "Вот бы и Соня стала китом, – мечтал он в полудрёме, – мы бы с ней резвились, прыгали через волны и ныряли за ракушками!" Мальчик проваливался в сон всё глубже и глубже, пока не случилось «плюх!».

Максим огляделся по сторонам и испугался: кругом была вода! Он ведь не умеет плавать! Но ничего страшного не происходило. Малыш прекрасно держался на поверхности, такой приятной и прохладной. Над головой по голубому небу бежали пушистые, словно кусочки ваты, облака. Солнце играло бликами на воде. И в тот момент, когда он хотел поймать солнечный зайчик рукой, мальчик обнаружил, что это вовсе не рука, а плавник. А вместо ног у него – задранный кверху хвостик!

– Я стал китёнком! – радостно взвизгнул малыш. – Я китёнок!

– Китёнок, китёнок! – проворчала севшая ему на лоб чайка с огромным оранжевым клювом.

– Здравствуйте! – скосил он кверху глаза. – Вы чайка?

– Да, я чайка.

– А я правда китёнок?!

– Правда, – ответила чем-то недовольная птица. – Сколько тебе лет, что ты такой глупый и не знаешь, кто ты?

– Пять! – хохотал малыш и плескался в воде. – Я пятилетний китёнок! Только я не глупый!  Мама говорит, что я очень любознательный!

– Ну и где же твоя мама? Почему ты один посреди океана? Маленькие киты не гуляют в одиночку. Тем более, такие глупые, как ты!

Китёнок завертелся по сторонам.

– Мама где-то рядом, – заволновался он.

– Рядом не мама, а косатки, которые с удовольствием тебя съедят! – сообщила чайка, растопырила крылья и полетела.

Испуганный китёнок заметил вдалеке плавники косаток, рассекающие волны.

– Съедят? Как съедят? Ведь я же кит! Кита никто не может съесть! – запаниковал малыш.

Хищники приближались. Черные плавники наперегонки достигали своей цели. Как же малышу стало страшно! "Вот и побыл китенком," – с разочарованием подумал малыш и, как обычно бывало в таких случаях, зажмурился. Вдруг раздался урчащий звук, пронзительный и долгий. Китёнок открыл глаза и увидел, что большой кит, неизвестно откуда появившийся, ударил хвостом осклабивших острые зубы косаток так, что обе отлетели в сторону, упав на воду кверху животами.

– А ну, прочь от моего сына! – заревел большой кит.

– Мама! – обрадовался малыш. – Или папа? – засомневался он.

– Я твоя мама! И когда ты будешь слушаться и не отствать от меня?! – сердилась она.

– Мама, ты тоже превратилась в кита!

Китёнок прильнул к ней и стал ластиться.

– Ты не должен отбиваться от стаи, – строго сказала мама. – Киты перемещаются семьями. И я, и папа, и твоя сестра, и бабушка – все мы не на шутку испугались, когда не увидели тебя. В океане полно опасностей! Кто знает, что может случиться с маленьким китенком?!

– И папа, и Соня, и бабушка стали китами?! – недоумевал он.

– Ты слышишь меня, сынок? – негодовала мама.

Малыш виновато потупил глаза. Но, если честно, пока мама его ругала, он думал о том, что всё происходящее никак, кроме как «волшебством», не назвать! Ведь не только он, но и вся семья превратилась в китов! Подумать только! Как это возможно? Китёнок огляделся по сторонам.

– Где мы, мама? В море?

– Мы в Тихом океане. Он большой и опасный. Наш путь к тёплым течениям долгий. Путь этот непростой. Будь внимателен, малыш, не теряйся больше!

Китёнок поравнялся с мамой. Он смотрел на неё во все глаза и поверить не мог, что мама – кит! Она была вся такая скользакая и пахла водорослями. "Может мама только что пообедала водорослями, поэтому и пахнет так? Интересно, они вкусные?" – думал китёнок и улыбался.

– Тебе весело, малыш? Только что косатки чуть не съели тебя, а ты улыбаешься… – заметила мама.

– Нет, я просто… подумал тут… как здорово, что ты меня нашла!

– И не в первый раз, заметь! – понемногу успокаивалась она.

– А зачем нам к тёплым течениям?

– Будем зимовать там и охотиться на криль! Ты ведь уже давно проголодался, я знаю!

– Мама, а водоросли очень вкусные?

– Попробуй!

Малыш неуклюже открывал и закрывал рот, в который набралось всякой всячины.