Когда гремели пушки

Наступившую сразу за тем тишину оборвал надрывный, сквозь рыдания, голос сестры:

— Как?! Как он смеет? Ведь там… красный крест!..

Сергей услышал за своей спиной какую-то возню и оглянулся. Добравшийся уже до угла младший лейтенант извлек из кучи вещмешков и оружия противотанковую гранату и искал к ней запал. Нашел! Сергей решительно подошел к офицеру, взял у него гранату из рук и потянулся за запалом. Младший лейтенант молча покачал головой.

— Я быстрее, — только и сказал Сергей, отбирая у младшего лейтенанта маленькую латунную трубку.

Ловко, привычным движением вогнав запал на место, он рванул одну раму окна, толкнул другую и оглянулся. Санитары выламывали дверь, ведущую внутрь дома, к запасному выходу. Сергей махнул рукой и перевалился через подоконник наружу, в палисадник. Упал. На какое-то мгновение сознание помутилось от дикой, невыносимой боли. Но она тут же опять ушла куда-то вглубь. Приподнялся. Встал. Пригнувшись, перебежал палисадник. От дворика соседнего дома его отделяла теперь высокая ограда. Ее он преодолевал со всей осторожностью, боясь, что во второй раз может потерять сознание надолго. Продвинулся еще вперед. Теперь он был почти напротив кухни.

Сергей выглянул из-за ограды. Танк все так же медленно полз вперед. От походной кухни его отделяло теперь шагов сто двадцать, не более. Огня танкисты больше не вели, но выстрел мог раздаться, конечно, в любое мгновение. Перехватить танк надо было как можно раньше. Сергей открыл калитку и одним рывком преодолел те два десятка метров, которые отделяли его от кухни. Из танка ударила запоздалая пулеметная очередь. Сергей упал и прижался к резиновому скату кухни.

— Ну, ближе же! Ближе! Быстрей, — шептали его побелевшие губы.

Повязка, наложенная на рану, сползла на живот, и он чувствовал, как его бок заливает горячая кровь.

— Ну! Ближе!.. Еще!.. Еще!.. Вот так… — нетерпеливо продолжал он и вдруг увидел глаза. Устремленные на него глаза, наполненные болью и ужасом.

Между Сергеем и приближающимся танком лежал мальчонка лет шести, неподвижный, но живой, раскинув маленькие худые руки, белокурый и бледный, как его длинные, чуть завивающиеся волосы.

Танк грохотал уже совсем рядом, но ребенок не поворачивал к нему головы, а все смотрел и смотрел на Сергея. «Жить! Жить! Жить!» — кричали его глаза.

Какая-то могучая сила оторвала Сергея от земли и толкнула вперед. Он швырнул гранату и упал, закрывая мальчонку своим телом…

…А где-то на Оке уже висели над лугами серебряные жаворонки и тихо шептали что-то прибрежные камыши.

Иван Демьянов СОЛДАТСКАЯ ПОДУШКА Рассказ

Светлой памяти матери — Марии Эрастовны Демьяновой

Врач сказал:

— У вас грипп и высокое давление. Подложите что-либо под подушку — она у вас маленькая. И поправляйтесь!..

Когда щелкнул запор двери, я стал поправлять подушку и между пуговиц первой наволочки, там, где чуть расходятся ее края, увидел уголок второй наволочки. Вторая была немного порвана, и в это «окошечко» выглядывал наперник — третья наволочка, в которой пух. Опершись на локоть, я засмотрелся на эти две внутренние наволочки. Одно воспоминание сменялось другим…

Самым свежим событиям — двенадцать лет! И все они связаны с двумя наволочками: с той, в которой перо, и со второй, которую сшила сама мама в последний год ее жизни.

Наволочка-наперник вся в цветах и напоминает луг, а луг — детство! Вторая — рыжеватая, цвета осенних листьев, — почему-то напомнила сентябрьские пушкинские парки. Может быть, потому, что второе воскресенье этого первого осеннего месяца в 1958 году было очень светлым и ласковым. И в пушкинские парки текли разноцветные «реки» отдыхающих!

— Ваня, — сказала тогда мать, — дай-ка твою подушку. Я ее распорю и просушу пух: скатался он. И наволочки сошью новые: эти уже ненадежные. Тебе ведь дорога твоя фронтовая подушка!

Я не стал возражать и к ночи получил подушку вот в этих наволочках! Пух был просушен и расщиплен.

Такой мягкой подушка была только новой, а с тех пор минуло более тридцати лет!..

* * *

В 1941 году в городе Волховстрое-II, на Земляной улице стояли неказистые деревянные бараки — общежитие рабочих Волховского алюминиевого завода имени С. М. Кирова.

Однажды в субботу (день был банный) тетя Паша, уборщица нашего общежития, она же по совместительству и завхоз, сменив постельное белье, принесла нам и новые подушки. В тот же вечер мы окрестили их «скрипачами». Они были туго набиты «деревянным пухом» — стружками! И как только станешь повертывать на такой подушке голову, подушка обязательно скрипнет!

А одна подушка (вот эта, о которой пишу) была пуховая, «молчаливая».

Помню, как тетя Паша перебросила ее с руки на руку и подала мне.

— А эта, — говорит, — бригадиру!

Я смутился:

— Тетя Паша, старички есть в бригаде. Лучше им отдай! А я и на кулаке усну!

Но «старички» (самому старому тридцать один год) запротестовали:

— Кому первому подала, тот пусть и спит на ней, невесту во сне высматривает!

Тетя Паша улыбнулась:

— Правильно постановили!