Когда говорит кровь

– Я, Лиаф Тивериш, глава своего рода и вещатель алатреев. Пусть и недолгим было моё служение голосом партии, это то кем я был. Я не предавал никого, не нарушал законов и не посягал на них. Но видно боги желают для меня такой судьбы и кто я такой, чтобы спорить с их волей. Сограждане, не веря в свою вину, я принимаю ответственность, ибо как глава рода, я должен защитить его. А потому, я приму смерть. Приму, как велят традиции, ибо своей добровольной смертью глава семьи защищает её и её имущество от посяганий. Свободные граждане Тайлара, я… я каюсь в каждом преступлении своём или своего рода и сам вершу над собой суд. Кровью и смертью, да отмоются все деяния.

Стоявший рядом солдат поднял окровавленный нож, выпавший из рук Кардариша и, разрубив веревки, вложил его в руки Лиафа Тивериша. Тот взял клинок и, полоснув по левой руке, взвизгнул от боли. Старейшину затрясло, а брызнувшая кровь окропила помост перед ним. И всё же, уже не гнущимися пальцами он перехватил кинжал и завыв как ошпаренная собака, разрезал вены на правой руке.

– Желает ли и Тэхо Ягвиш принять вину и самому вершить над собой суд? – холодно произнес глава рода Тайвишей.

– Я… я не виновен! – взвизгнул юноша. – Они подговорили меня! Заставили клеветать и лжесвидетельствовать перед Синклитом!

– Сопляк,– с трудом выдавил из себя Кирот Кардариш. Повернув голову, он плюнул в сторону мальчишки, после чего качнулся и рухнул на одно колено.

– Я не виновен! – вновь выкрикнул самый молодой из тройки.– Я никогда не убивал свободных! Только рабов! Я не был старейшиной в войну! Я мал, мне только семнадцать! Я.. я… я приму изгнание, я заплачу всё! Дайте мне корабль и отправьте в Айберу или Фальтасарг! Да хоть к северным варварам! К клавринским племенам! Я хочу жить! Молю!

Юноша рухнул на колени. Его трясло, а из глаз брызнули слезы. Лико Тайвиш подошел к нему и одним резким ударом вогнал меч сверху вниз слева от шеи. Тот дернулся, захрипел, а потом обмяк. Стоило воину выдернуть клинок, как тело, бывшее ещё мгновение назад старейшиной и главой древнего благородного рода, чья славная история исчислялась столетиями, рухнула на доски, словно опрокинутый мешок.

– Народ вынес свой вердикт, Ягвиш,– проговорил Лико Тайвиш, вытирая клинок о белоснежную мантию казненного юноши.

Толпа взревела, подбадривая стратига, и в этом всеоглушающем рёве, потерялся стук ещё одного упавшего тела. Лиаф Тивериш рухнул на помост прямо лицом вниз, и только Кирот Кардариш, продолжал держаться. Стоя на одном колене и стиснув зубы, он держал окровавленные руки перед собой. Но жизнь утекала даже из его крепкого и массивного тела. Старейшина поднял голову и посмотрел на Лико Тайвиша.

– Ты не победил,– прохрипел он и тут же качнулся, а потом рухнул на доски.

Верховный стратиг подошел к распластавшемуся алатрею и, перевернув его на спину, закрыл опустевшие глаза мертвеца.

– Суд свершился,– сухо проговорил Лико Тайвиш.

Толпа взревела бодрым ликованием. Они, простые люди Кадифа, только что вынесли приговор старейшинам, и он оказался исполнен. Никогда раньше у них не было такой власти и никогда раньше они не чувствовали себя такой силой. Они, мелкие люди огромного города, лавочники и купцы, рабочие и слуги, стражи и бандиты, неожиданно оказались гражданами наделенными правом. Словно их далекие, почти легендарные предки эпохи Союза, что вершили судьбу молодого государства на общих собраниях, они подали голос, и голос был услышан.

– Свободные граждане Тайлара, трое заговорщиков, что мечтали подмять под себя государство, мертвы,– прокричал Лико Тайвиш, когда гул толпы немного стих.– Но остались те, кто служил им, кто по их воле обнажил оружие против Кадифа и Тайлара, в безумной попытке захватить над ними власть. Я говорю о наёмниках и рабах. По древнему закону, раб несет ответственность вместе со своим господин, а потому всякий из них будет немедленно предан мечу. Что же до наёмников – они лишь взяли деньги за работу, да так и не смогли её выполнить. Они бились, точнее – пытались биться с моими войсками, но больше сдавались и бросили оружие. Они не воины и не армия. Они просто получили серебро за то, чтобы казаться грозной силой. Мы проучили их. И я думаю, что урок ими усвоен. Посему я, как Верховный стратиг и их победитель, дарую им свою милость. И если вы, о люди Кадифа, согласны со мной, то они вольны идти по своим домам.

Толпа вновь притихла, но совсем ненадолго, родив из своих глубин новый громкий клич: «Отпустить!» Это слово понеслось по рядам, отзываясь тысячами и тысячами голосов. Ведь в отличие от рабов или старейшин, наёмники были такими же кадифцами как и они сами. Простыми людьми, крови которых они не желали. И вместе с этим толпа постигала ещё одну сторону власти. Сторону, неразрывно связанную с правом лишать жизни. И именовалась она «милость».

– Воины, граждане Тайлара сказали свою волю.