Когда была война (СИ)

Котёнок

Андрей сидел на поставленных друг на друга кирпичах и читал книгу. В котелке остывала порция густой солдатской каши с воткнутой в неё алюминиевой ложкой, на коленях лежал ломоть чёрного хлеба из муки грубого помола. Желудок истошно требовал пищи, но Андрей не отрывался от книги – ждал, пока каша остынет. Он с детства не любил горячей еды.

– Эй, Лагин! – окликнул его кто-то, и Андрей вскинул глаза. Перед ним стоял однополчанин, Серёга Мыльников, и ковырялся в кривых зубах заточенной дубовой веточкой с зелёными листиками на другом конце.

– Чего?

– Ты что, жрать не будешь? Если не будешь, давай мне. Я съем.

Он по-хозяйски протянул руку к котелку. Андрей с досадой зыркнул на него и схватил котелок. О чёрный закопчённый бок брякнула тоненькая металлическая ручка.

– Кто тебе сказал, что не буду? Буду!

– А чего не жрёшь тогда? – усмехнулся Мыльников и плюхнулся рядом, прямо на сырую после вчерашнего дождя землю.

Андрей хмыкнул и вернулся к чтению книги. Ветер теребил странички, норовя перевернуть, мягко шелестел в молодой листве вековых дубов, что выстроились ровными шеренгами по краям подъездной аллеи, и стучал оконными рамами с выбитыми стёклами.

Когда-то в этом здании было немецкое кабаре, а теперь располагался их полк. Ещё неделю назад тут стояли остатки гитлеровской армии, но позавчера они выбили их отсюда и отбросили ещё на пять километров назад, к Берлину.

В боях здание знатно подбомбили: ни окон, ни дверей не осталось, часть пола на втором этаже отсутствовала, но зато сохранилась кое-какая мебель – несколько круглых столов и табуреток, да у испещрённой пулями стены сиротливо стояло разбитое фортепьяно. На его белых клавишах темнели кровавые отпечатки, будто кто-то раненый перебирал их в самый разгар боя. У входа в зал висело на одном гвозде треснутое зеркало в богатой резной раме.

А в леднике обнаружились запасы провианта. Правда, их все заграбастало себе начальство, а им, простым солдатам, выдали лишь по банке немецкой тушёнки и по сосиске. По жирной, сочной, вкусной сосиске, каких Андрей никогда в своей жизни не пробовал. Да и тушёнка была хороша, совсем не чета родной советской.

Андрею было невдомёк, что еду разделили поровну на всех: и на командирский состав полка, и на простых бойцов

Мыльников нагло заглянул в книгу и загоготал:

– Тебе делать нечего, Лагин?

Андрей заложил страницы пальцем, убрал книгу в сторону от однополчанина и сердито сверкнул глазами.

– Это тебе делать нечего. Иди, занимайся своими делами, оставь меня в покое.

Мыльников вытащил изо рта самодельную зубочистку, его губы растянулись в улыбке.

– Вот честно, никогда тебя не понимал. Ребята там самогон пьют, играют, пляшут, а ты тут упёрся носом в книгу. Что читаешь хоть?

– Дюма. – Андрей показал ему потрёпанную обложку. – «Графиня де Монсоро».

– И про что там пишут?

– Про графиню де Монсоро, – вздохнул Андрей и повторил: – Иди и займись своими делами. Попляши там… Самогонки тяпни.

Мыльников не нравился ему из-за своей прилипчивости. Если он надумал к кому-то пристать, то отделаться от него было невозможно. И сейчас, по всей видимости, пристать он решил к нему. Про себя Андрей называл его «дуболомом» за высокий рост, плечистость, недюжинную силу и полное отсутствие ума. В полку же он получил прозвище «медведь», которым почему-то чрезвычайно гордился.

Андрей отложил книгу в сторону, предварительно загнув уголок листа, и зачерпнул ложкой вязкую кашу. Чуть поодаль мирно потрескивал костёр, выдыхал вверх густые клубы белого дыма, швырял пригоршнями красные искры. А в глубоком ночном небе рассыпались алмазами мириады далёких, но ясных весенних звёзд.

Откуда-то издали доносились весёлые выкрики солдат, топот танцующих ног, хлопки в ладоши, играл неумолчно аккордеон.

– Слушай, – снова завёл Мыльников. – Там и Любушка пришла, медсестричка новая, и Алёнка давно уже там. Идём к ним!

В глубине его карих глаз отражались всполохи пламени, плясали задорные искорки. Андрей сунул в рот очередную ложку каши и принялся старательно пережёвывать семена пшеницы.

– Не хочу. Иди сам.

– Ну ладно. – Мыльников легко вскочил на ноги, оправил гимнастёрку, вытянул из-под погона пилотку и нахлобучил на голову. – Пойду сам. А ты сиди тут, тухни над своей графиней де Мосро.

– Де Монсоро, – поправил его Андрей.

– Ну, де Монсоро, – поморщился Мыльников, – невелика разница. Вот только смотри. – Он склонился над Андреем, уперев руки в колени, и ухмыльнулся: – Придём мы такие в Берлин, а там немочки разгуливают. Мы-то с ребятами с ними плясать будем, песни петь да в койках барахтаться, а ты чего? Книжки им свои читать будешь?

– Ничего не буду, – буркнул Андрей. – У меня, между прочим, невеста есть. Ульяна.

– Невеста! – передразнил его Мыльников и заржал: – Невеста твоя где? Эва где! В России! А мы тут! А тут что? Правильно, Лагин, Германия! Германия, мать её так!

– Иди уже! Будешь мне ещё тут рассказывать, что с немками делать надо!