Когда бог был кроликом

В конце все обошлось без речей и долгих прощаний. Рыжик тихо ушла в четыре часа утра, когда мы оба спали. Я вскоре проснулась — что меня разбудило? — взглянула на нее и сразу все поняла. Казалось, даже воздух, раньше заполнявший тело, высосали, остался лишь мертвый пустой рельеф. Я поцеловала ее и попрощалась; Артур зашевелился во сне. Я опустилась на колени и осторожно разбудила его.

— Ее больше нет, Артур, — сказала я.

Он только кивнул в ответ, и, оставив его прощаться, я ушла за сестрой.

Позже я спустилась по ста тридцати двум ступеням, по которым последние шесть недель спускалась и поднималась четыре раза в день, и вышла на площадь. Конечно, было еще совсем темно: кое-где светились окна, и тихо журчал фонтан. Я посмотрела на небо. Если бы я была моложе и если бы брат был здесь, он бы сказал: «Смотри, зажглась новая звезда». Сорок минут я пыталась найти ее. Но наверное, мне было слишком много лет. Больше я ее не видела. Там, где она светила, сейчас было пустое место.

Она умерла на месяц раньше, чем принцесса Диана.

«Чтобы не присваивать ее славы», — решили мы все.

~

7 сентября 1997

Дорогая Элли.

Вчера мы всей тюрьмой смотрели по телевизору похороны. Как жалко этих бедных мальчиков, шедших за гробом. Было очень тихо. У каждого ведь есть свое горе. Многие горюют о пропавшем зря времени, которое они могли бы провести с семьей, а потратили на наркотики или алкоголь; другие оплакивают ушедших близких, которых никогда больше не увидят. Или вспоминают о детях, которых забрали у них и отдали другим родителям. Каким прекрасным было Вестминстерское аббатство. Я никогда там не была. Я никогда не была в соборе Святого Павла и в Тауэре. Мне еще так многое надо увидеть.

Здесь много разговоров о заговоре и убийстве. Всегда так бывает. Я сказала, что для начала неплохо бы перестать называть ее Ди.

В последнем письме ты рассказала о мистере Голане. Знаешь, ведь в моей жизни тоже был такой мистер Голан.

Один из маминых кавалеров.

Иногда, когда мы договаривались встретиться, а я опаздывала, это было не из-за волос. Жаль, что я тогда этого тебе не рассказала. Прости меня. Здесь мне помогают с этим справиться, и это хорошо. Мы просто разговариваем. Очень много разговариваем.

Два дня назад я подстриглась наголо. Я думала, что стану похожа на мужика, но все говорят, что мне очень идет. И теперь я чувствую себя такой свободной. Даже странно, как много значат для человека волосы.

Извини, что так получилось с твоим последним посещением. Пожалуйста, не теряй терпения, Элли.

И береги себя,

твоя Либерти, твоя Дженни. Целую.

~

Приближался последний август второго тысячелетия; отец вдруг отменил все заказы, нарушил договоренности, и дом стоял пустой и зияющий, ожидая нас, его семью, которая должна была собраться вместе впервые с тех пор, как, стоя на причале, мы рассыпали пепел Рыжика. Это был поступок, до того не похожий на отца, который расцветал в присутствии многочисленных гостей, что мать невольно начала пристальнее приглядываться к нему, опасаясь, что он опять нырнет в темные пучины подсознательного, где станет легкой добычей неудовлетворенности.

На самом деле в его возбуждении не было ничего зловещего — им двигал просто его обычный энтузиазм, тот самый, что заставлял его будить нас, детей, посреди ночи, чтобы посмотреть его любимый вестерн или матч Мухаммеда Али, на глазах становящегося легендой. Его энтузиазм был фитилем, поджигающим наши сонные души; он неудержимо притягивал нас к нему тем летом; тем летом, когда погас свет.