Когда бог был кроликом

За оставшиеся ему годы он планировал дописать мемуары и переосмыслить события своей бурной жизни с позиции «старческой безмятежности», как он выражался. Это были воспоминания путешественника: колоритный и откровенный рассказ о странствиях джентльмена по общественным туалетам и сомнительным питейным заведениям всего мира, но под его пером он превращался в огромный исторический портрет общества и происходящих в нем перемен. Из мемуаров сразу же становилось ясно, что Артур Генри почти всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Он вышел из автобуса как раз в тот момент, когда Роза Паркс отказалась выходить из него[14], и еще он был в Далласе, когда там застрелили Дж. Ф. К. Тогда в недорогом отеле он проводил время с агентом ФБР по кличке Слай, в которого был горячо влюблен. Когда новость о роковых выстрелах через тонкие стенки отеля проникла к ним в номер, агент попросту исчез, бросив Артура, будто изношенную ночную рубашку, и тому пришлось остаток дня томиться в одиночестве и в мягких меховых наручниках, составляющих вею его одежду. Утром Артура спасла уборщица, видимо привычная к подобным картинам, потому что нисколько не удивилась, а просто присела к нему на кровать и немного поплакала о человеке, воплощавшем для нее Американскую Мечту. То же самое сделал и Артур.

По праздникам и выходным я возила туристов из деревни на лодке и зарабатывала себе карманные деньги. Больше всего мне нравилось катать Артура, тем более что совсем недавно мне разрешили выходить из залива на открытую воду и вдоль изрезанной линии берега доплывать да самого Талланда. Я научилась различать смысл в беспорядочном кружении чаек и в бесконечно разнообразных запахах моря и могла заранее почувствовать непогоду. Артуру раньше никогда не доводилось рыбачить, а потому впервые в жизни я могла научить его чему-то и очень этим гордилась. Я начала разматывать оранжевую, украшенную перышками леску, на которую мы должны были поймать макрель, обещанную матери к ужину.

— Просто пропусти леску между пальцами, Артур, — наставляла я, — а когда почувствуешь, что клюнуло, кричи и сматывай поскорее.

— Я уж закричу, Элли, не сомневайся! — пообещал он.

Я внимательно смотрела вперед. В заливе было полно прогулочных лодок, и мне хотелось поскорее выбраться на чистую воду, подальше от отдыхающих, которые в отпуске теряли головы и становились опасными. Внизу под нами, в прозрачной воде были ясно видны тени острых, зазубренных скал, притаившиеся на дне, как крокодилы. Здесь на прошлой неделе я поймала большого окуня. Пять фунтов борьбы и страха, но я все-таки с могла в одиночку втащить его в лодку, а потом продала в ресторан у пристани. Но сегодня мы охотились не за окунем, а за макрелью, значит, надо было плыть туда, где глубже. Я завела мотор, и уже скоро мы проплывали мимо острова, направляясь прямо к горизонту: Артур крепко держал леску и ни на секунду не сводил с нее глаз.

— Почему ты не ходишь в школу, Элли? — спросил он, пытаясь разжечь трубку.

— Я хожу.

— Да брось ты, ходишь очень редко.

— А зачем? — спросила я. — Все, что мне надо, я могу узнать и здесь: на море, в лесу и дома. Я умею варить варенье и умею находить съедобные грибы в лесу. Я многое умею и смогу выжить, если что-нибудь вдруг случится.

— А ты что, думаешь, что-то должно случиться?

— Нет, просто я к этому готова, Артур.

Он немного подумал, пыхтя трубкой. Я вовремя открыла рот и успела проглотить облачко сладкого орехового дыма.

— Конечно, природа — это великий учитель, но не единственный. Ты оказываешь себе плохую услугу, когда не ходишь в школу, — опять заговорил Артур и, наклонившись, положил леску под ногу и плотно прижал ее. — Смотри не опоздай, Элли. Не позволяй окну образования захлопнуться прямо перед твоим носом. Даже в юности найдется место сожалениям.

— Но я люблю учиться, — возразила я, — просто не люблю ходить в школу. Раньше любила. Но здесь все по-другому. Понимаешь, Артур, мне все еще хочется играть. А в моем классе все только и хотят поскорее стать взрослыми. Я не такая, как они. Они говорят мне, что я другая, я и сама это знаю, но только когда я с ними, мне кажется, что это плохо.

— Я тоже другой, — сказал Артур.

— Я знаю, но ты же об этом не жалеешь. — Я перегнулась через борт и опустила руку в прохладную воду. — А меня не любят, и мне обидно.

— Мнению окружающих, дорогая, придают чересчур большое значение, как и большому члену, — сказал Артур, глядя вдаль, словно заблудившись в своих мыслях.

— Члену чего? — не поняла я.

— Сколько тебе лет?

— Почти двенадцать.

— Никогда не переставай играть, Элли, — сказал он, вытирая руки накрахмаленным белым платком, который он гладил прошлым вечером. — Никогда не переставай играть.

Я повернула нос лодки в сторону от острова. Мотор тянул хорошо, и его ровное гудение мешалось с шумом прибоя.

— Артур? — Теперь, чтобы что-то видеть, мне приходилось прикрывать глаза ладонью. — Ты за меня не волнуйся. Со мной все будет в порядке, ты же сам знаешь.

Он хлопнул ладонью по колену.