Когда бог был кроликом

Я грелась у гудящего в камине огня и смотрела, как мужчины шумно и неумело играют в покер. Мать наклонилась ко мне и подлила вина в мой бокал. Возможно, дело было в игре света или в чем-то другом, но она казалась такой невозможно молодой тем вечером. Наверное. Нэнси тоже это заметила. Она внесла в комнату поднос с чайными чашками, и я уловила взгляд, который она бросила на мать, — он сразу же сделал бессмысленными все разговоры о ее странном замужестве (оно, кстати, так никогда и не состоялось, поскольку «Нэшнл инквайрер» вовремя разоблачил подлинную сексуальную ориентацию детектива Батлера).

Позже, когда мать зашла ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, я села в кровати.

— Нэнси ведь влюблена в тебя.

— А я влюблена в нее.

— А как же папа?

— В него я тоже влюблена, — улыбнулась она.

— А разве так можно?

Она засмеялась:

— Элли, ты же дитя шестидесятых!

— Но все равно облом какой-то.

— Нет, — твердо сказала она. — Ничего подобного. Я просто люблю их по-разному. Я ведь не сплю с Нэнси.

— Господи, мне совсем не обязательно это знать.

— Обязательно. Мы живем по собственным правилам, Элли, и всегда жили. Мы иначе не умеем. И пока у нас неплохо получается.

Она наклонилась и поцеловала меня.

~

Следующим утром, незадолго до десяти, началось солнечное затмение. День, к сожалению, выдался пасмурным, на драматический контраст между светом и тьмой, так пугавший наших древних предков, рассчитывать не приходилось. Мы наблюдали затмение с лодки, в окружении множества других суденышек; утесы на берегу также были усеяны сотнями любопытных, глядящих на скрытое тучами солнце через защитные стеклышки. На островках пели птицы, а над морем кричали чайки, но в их голосах не было обычной мелодичности. Они тревожились, чувствуя что-то необычное, а я замерзала. Сгущающаяся над нами чернота казалась предвестницей шторма, чем-то враждебным и необъяснимым. В четверть двенадцатого солнце скрылось полностью, и все погрузилось в темноту, молчание и спустившийся сверху холод. Растерявшиеся птицы замолчали и, видимо, уснули.

Я думала, что, наверное, так все и произойдет, когда погаснет наше солнце. Не будет никакого смертоносного взрыва в конце, только медленное погружение в темноту и сон, от которого нет пробуждения, потому что будить нас будет некому.

Через пару минут солнце начало появляться вновь, постепенно, медленно, и в конце концов свет опять пролился на воду и на наши лица. Воздух наполнился птичьим пением, на этот раз радостным и легким. С утесов до нас доносились восторженные крики и аплодисменты. А мы все еще долго молчали, тронутые величием и значительностью произошедшего. Удивительной связью всего живущего. Потому что, когда потухнет свет, не станет и нас.

~

Спустя месяц после затмения Артур, как обычно, проснулся в шесть утра; однако на этот раз его глаза не проснулись вместе с ним. Я выглянула в окно и увидела, как он, спотыкаясь, будто пьяный, идет по газону. Я бегом спустилась вниз и подбежала к нему в тот самый момент, когда он обессиленно опустился на колени.

— Что, Артур? Что случилось?

— Я ничего не вижу, — сказал он. — Я ослеп.

Передняя неартериитная ишемическая невропатия зрительного нерва — так назвали это врачи; поражение зрительного нерва, в результате которого падает кровоснабжение глаз и образуется выпадение полей зрения. Случается у пожилых людей, страдающих сердечными заболеваниями; не у всех, а только у тех, которым не повезло.

— Сердечное заболевание, — сердито фыркнул Артур. — Нет, тут должно быть что-то другое.

Мать осторожно взяла его за руку, сжала пальцы.

— Я же совершенно здоров, — настаивал он. — И всегда был здоров. У меня не было никаких болезней, уж тем более сердечных.

— Ваши анализы говорят обратное, — возразил врач.

— Тогда засуньте эти анализы в свою узкую задницу, — посоветовал Артур и поднялся, чтобы уйти.

— Подожди, Артур. — Мать потянула его за руку и заставила сесть.

Врач вернулся за стол, еще раз просмотрел свои записи, потом выглянул в окно, припомнил сходные случаи из своей практики и нехарактерные, не до конца выявленные побочные эффекты, а потом спросил:

— Скажите, вы, случайно, не принимаете средства для лечения эректильной дисфункции?

Тут мать, видимо уже поняв, каким будет ответ, встала со стула и вышла, оставив отца разбираться в сексуальных причудах восьмидесятилетнего старца.

Ответ, разумеется, оказался утвердительным: да, вот уже целый год. Он читал про это средство, ждал его появления, как ребенок ждет Рождества, и стал принимать его одним из первых. Врач считал, что это напрямую связано с его слепотой. Артур тоже слышал что-то о возможных побочных действиях, но не принял это всерьез. Теперь ему предстояло отказаться от таблеток и с надеждой ждать возвращения зрения.

Они вернулись на следующий день, усталые, но все-таки немного успокоенные. Я ждала их на кухне и разливала по чашкам не чай, а виски: день клонился к вечеру, и было самое время для скотча.

— Мне очень жаль. Артур, — сказала я.

— Ты не волнуйся.