Кофемолка

Вик взял резкую паузу и прищурился на зрителей, как будто ожидая, что те хором подхватят еще неизвестный им припев. Выдоив из ферматы все, что можно было, он снова ударил по струнам, приводя мелодию к триумфальному, хоть и предсказуемому, разрешению фа-соль-до.

Идите душитесь
Коричневым шарфом!
Коричневым шарфом!
Коричневым шарфом!

— Марк, — произнесла Нина сквозь крепко стиснутые и вместе с тем стучащие зубы. — Сделай что-нибудь.

Зрители застыли с отвисшими челюстями. Вик, разбрызгивая слюну, увлеченно солировал на губной гармошке.

Я навис над музыкантом и положил правую руку на его омерзительно теплое плечо. Фиоретти дернулся, запорол аккорд и остановился — сперва замолкла гитара, затем, с влажным всхлипом, гармошка. Аудитория выворачивалась наизнанку, не теряя при этом своей лунной формы; вскоре диван оказался наполовину окружен спинами.

Вик облизал губы и уставился на меня снизу вверх. Его глаза блестели по-собачьи виновато. Нина пробралась к магнитофону и врубила на полную громкость сонату Прокофьева. Мало-помалу возвращалось спокойствие.

— Извини, чувак, — пробормотал Вик. — Я думал, будет смешно. Промахнулся. Жутко. Непростительно.

— Фиоретти, — сказал я. — Фиоретти. — Краем глаза я видел, как зигзагами мечется по залу Блюц с бутылкой «Круга», подливая гостям шампанское. Я глубоко вздохнул. Мне хотелось от души просмаковать следующие шесть слов. — Пошел на хуй из моего кафе.

Глава 3 Июль—сентябрь 2007 Пойдем повесимся

— Не позируй. То есть позируй, но не застывай в одной позе. Повтори то, что только что сделал. Отлично. — Нина щелкнула затвором, крутанула ручку перевода кадра, торчавшую у «Роллифлекса» сбоку, как у шарманки, и щелкнула еще раз. — Ты теперь официально предприниматель с Нижнего Ист-Сайда. Значит, будешь включен в проект. — Щелк, лязг, щелк.

Я осклабился, нависая над кассой. Аппарат достался нам по наследству от хозяев «Будки»; мы оставили его как есть, только оклеили обрезками от настенных дубовых панелей.

— Будь хозяином. Веди себя по-хозяйски. Как будто все здесь твое.

Я ссутулился, поднял плечи и замер в позе отдыхающего стервятника.

— Теперь ты похож на Ави, — заметила Нина. — Один Ави у меня уже есть.

Кроме Авигдора Сосна Нина успела снять Зину, вертлявую владелицу мехового магазина поодаль; стайку китайских массажисток на перекуре, всех как одна прикрывших рот рукой в приступе смущенного хихиканья; испаноязычную цветочницу с южного угла нашего квартала в окружении крашеных гвоздик; мужеподобную ювелиршу и ее увитую ожерельями изящную подругу; индийского мальчика, продающего носки за 99 центов с раскладного стола, и ассортимент самодовольных барменов. Эти сессии вдобавок служили предлогом представиться соседям. Большинство наших новых коллег реагировали на нас с некоторым недоумением. «Минутку, то есть вы открыли кафе, а вы фотограф?» — спросила цветочница, медленно переводя указательный палец с меня на Нину. «Нет, — сказал я, — я рецензирую книги», — хотя не скармливал Блюцу ни строчки уже больше двух месяцев. «Dios mio». [43] Изначально мы планировали вручить нашим моделям по фотопортрету в подарок, но Нинин объектив оказался для этого слишком меток и беспощаден. «Это совсем уже Диана Арбюс [44] или нет?» — регулярно спрашивала она, выходя из ванной с завивающимся листом, на котором очередной свежепроступивший предприниматель задумчиво жевал губу или пялился на двадцать градусов ниже объектива (где, видимо, находилось декольте нагнувшегося фотографа).

У меня начали саднить плечи, и я дал им опуститься в привычное положение.

— Чудесно, — сказала Нина, щелкнула еще раз и отложила камеру.

Я пересчитал деньги в кассе. Мы сделали 150 долларов на примерно тридцати пяти посетителях, по большей части за счет пятидолларовых мокка. Сегодня кафе исполнялась неделя, и за прошедшее время я уже выучил много нового. Людям почему-то очень нравился мокка. Меланж и айншпеннер их смущали. Досаднее было то, что девять из десяти посетителей не оставались цедить свой кофе за неспешной беседой, но брали его с собой, а десятый усаживался с ноутбуком, не заказывая вообще ничего; но это я списал на новизну нашего кафе. Новые привычки вырабатываются со временем.

Итак, 150 долларов — примерно наша арендная плата за день и, таким образом, в соответствии с «Золотым правилом» Ярона, четверть необходимой для процветания выручки. И все же это был какой-никакой успех: я держал в руке деньги, заработанные в самом прямом смысле собственным потом, — толстую, чуть влажную пачку однодолларовых купюр. Собранные в таком количестве, наличные приобретали ощутимое третье измерение, превращаясь из абстрактного Посула Вещей в конкретную Вещь, способную доставлять удовольствие сама по себе.

— Думаю, это стоит отпраздновать, — сказал я, захлопывая кассу. — Предложения?

— Что бы сделал Будда?