Кофейные истории

Уж не знаю, что мог разглядеть Лайзо за пеленой дождя, но мы добрались без происшествий и достаточно быстро. Я ненадолго осталась в машине, пока он ходил за зонтом. Потом – вежливое прощание, и Лайзо отправился развозить по домам Георга и Эллиса.

Вот и все.

Несмотря на страшную усталость, я настояла на горячей ванне и кружке теплого молока с ванилью на ночь. Ведь завтра можно будет встать попозже – так почему бы и не потянуть время? Одним словом, в спальню я попала уже около двух часов пополуночи. После ванны воздух в комнате мне показался прохладным и свежим. Окна были распахнуты настежь; дождь уже закончился, и тучи начали расходиться. На всякий случай я прикрыла ставни, потом, не торопясь, подошла к кровати, откинула одеяло и только собралась лечь, как заметила на простынях что-то странное. Серо-коричневый… порошок? Или… измельченные листья?

Я наклонилась и размяла щепоть между пальцами. Запах был слабым, но очень знакомым. Вишневый табак. Бабушкин.

Странно.

Впрочем, так или иначе, но на грязной постели я спать не собиралась. Магда еще не легла и поэтому на звон колокольчика откликнулась быстро.

– Что случилось-то, леди Виржиния? Принести что-нибудь? – Бодрая скороговорка Магды только усугубляла раздражение.

– Нет, скорее, унести, – уточнила я и обличительно ткнула пальцем в простыни. – Тут грязь. Магда, будьте любезны, перестелите мне постель. И перину перетряхните, если не сложно.

– Ох, простите меня, слепую курицу! – так искренне огорчилась горничная, что мне даже стало немного стыдно. – Мусор-то, видать, насыпался, а я и не заметила…

– Ничего страшного, – улыбнулась я через силу. – Просто уберите это, и довольно будет.

Но на этом «грязные» сюрпризы не закончились. Когда Магда сняла с кровати перину, чтобы встряхнуть, то на пол выпала какая-то странная ветка. Я бы и не обратила внимания, если бы не изумленное восклицание служанки:

– Святая Роберта, а что ж тут ведьмин узел делает?

– Какой-какой узел? – насторожилась я.

– Да ведьмин, – смутилась Магда. – Вы, леди Виржиния, ничего такого в голову не берите, у меня язык болтливый. Вот слышали вы про ведьмино помело? Ну, это коли ветки на дереве от ствола растут в одном месте, да густо-густо так, или на одной веточке сразу много прутиков. Ну, а ведьмин узел – это ежели лоза виноградная или, к примеру, прут ивовый навроде вот такого сам собой в узел завяжется. Ну, садовник наш вроде как говорит, что это болезнь такая, вот.

– Отвратительно, – скривилась я. – Магда, будьте добры, бросьте потом эту больную ветку в печь на кухне… Нет, сожгите в печи прямо сейчас! Чтобы духу этой пакости в моем доме не было. И думать не хочу, как она туда попала.

Лицо у Магды сделалось задумчивым.

– Коли попала, так ее положил кто-то. А чтоб положить, надобно было в вашу спальню пройти, – глубокомысленно изрекла она наконец. – Вы, леди Виржиния, токмо не волнуйтесь. Я прикажу Тому, ну, помощнику садовникову, чтоб он за домом-то приглядывал. Видно, кто-то из своих пошутить захотел, да только такие шутки не к добру, – покачала она головой.

– Отчего же?

– Да поговаривают, порчу такой штукой навести можно.

– Глупости, – фыркнула я, однако настроение испортилось окончательно. Возник даже большой соблазн перебраться на ночь в другую комнату, но усталость взяла свое.

Я и не заметила, как уснула.

Небо напоминает перевернутую чашу из прозрачного черно-синего стекла. Луна – серебряная монета на донце чаши; свет заливает комнату как молоко, ложится неровными белесыми пятнами на ковры, на одеяла, на вышитый край наволочки и щекочет мне щеки.

Леди Милдред в бархатном платье с юбками до самого пола стоит у подоконника и покачивает в пальцах массивную трубку, и профиль на фоне лунного диска четкий, как на старинной камее.

– Боже правый, каков наглец… – бормочет бабушка. – Прямо у меня под носом покушается на единственную внучку… Я ему устрою, будет знать, как связываться с Валтерами!

Последняя часть фразы звучит уже в полный голос, и я испуганно подскакиваю на кровати, сжимая в руках край одеяла.

Бабушка оборачивается ко мне, и лицо ее превращается в темное пятно – как будто рябь по воде проходит.