Кофейные истории

– Ах, а в Алмании это событие освещалось совсем иначе! – восклицала она то и дело. И затем непременно уточняла: – О посланнике говорили, что он был замечен в порочащих его связях и тайно бежал из страны. А у вас пишут, что его выслали без объяснения причин, не позволив даже собрать вещи! Интересно, кто же прав?

Я вспомнила, как живописали весьма уважаемые бромлинские издания те события, в которых довелось участвовать мне самой – например, поимку Душителя с лиловой лентой или смерть мистера Чендлера на корабле, направлявшемся в Серениссиму – и только пожала плечами:

– Полагаю, искать правду в газетах не стоит. Во-первых, обычно она звучит неприятно; во-вторых, её можно очертить всего парой строк – а чем потом заполнять развороты и первые страницы?

– Боюсь, что так и есть, – вздохнула Элейн, откладывая одну газету и забирая из стопки следующую. – Но в таком случае вместо заголовка «Немыслимо! Что на самом деле произошло в проливе», к примеру, лучше писать: «Наше предвзятое мнение о том, что на самом деле произошло в проливе»… О, взгляните-ка сюда! – вдруг оживилась она; впрочем, это оживление явно было показным, сродни браваде, потому что голос у неё зазвучал хрипловато от волнения, а плечи заметно напряглись, точно закаменели. – И действительно, чем заметка короче, тем больше в ней правды. Тут пишут, что в Алмании началась «новая охота на ведьм» – хватают любого, кого только заподозрят в шпионаже, и без жалости бросают в тюрьму. И простой народ с большим удовольствием участвует в охоте! Ах-ха! – деланно рассмеялась она и бессознательным жестом прижала чуть дрожащие пальцы к губам. Затем отвернулась и произнесла в сторону чуть тише. – На нас с Клодом донёс человек, который сдавал нам дом в столице. А ведь ещё год назад он сам мечтал выучиться и стать лётчиком, просил у Клода совета… Люди так быстро меняются.

«И редко – в лучшую сторону», – подумала я, однако подливать масла в огонь не стала и аккуратно перевела разговор в другое русло, заговорив о том, как изменился в лучшую сторону Клэр за последнее время.

Ответом был исполненный ужаса взгляд Элейн, точно говоривший: «Если это чудовище уже приручённое, то каким оно было?»

Мне оставалось лишь мысленно извиниться перед Клэром… впрочем, разве я сказала хоть слово неправды?

Во второй половине дня отдых нам всё-таки наскучил. Супруги Перро вызвались провести урок географии для Лиама и мальчиков Андервуд-Черри; Мэдди предложила помочь Юджинии с моей перепиской… А я наконец обратила внимание на солидную пачку бумаг и толстых тетрадей, перевязанную тесьмой – документы, переданные накануне мистером Спенсером и относящиеся к тому периоду, когда Элси предположительно жила в особняке моих родителей.

Некоторую часть занимала переписка – в основном, инструкции, которые пересылала управляющему сама леди Милдред; они содержали немало интересных сведений, однако ни прислуга из особняка родителей, ни какие-либо значимые события в них не упоминались. Попалось мне и несколько писем к моему отцу, Идену – в основном долговые поручительства и несколько пространных посланий от дальних родственников; к слову, некоторые конверты даже не были распечатаны. Одна из тетрадей, обтянутых шёлком, представляла собою дневник Ноэми – но, увы, там было заполнено всего несколько страниц; очевидно, что мама очень быстро утратила к нему интерес и забросила.

«Что же, – подумала, я откладывая бесполезные документы. – Когда буквы не помогают, пора обращаться к цифрам».

Леди Абигейл как-то сказала: «Если хочешь узнать правду о чьей-то жизни, то лучше взять не мемуары, а приходно-расходные книги».

Человек может лгать даже себе, что уж говорить о других? О чём-то умолчать, что-то пересказать своими словами… и вот картина уже меняется до полной противоположности. С цифрами проще, особенно с теми, которые изначально не предназначены для посторонних взглядов – проще говоря, с записями, которые некто ведёт для себя самого.

К счастью, учётные книги из особняка моих родителей сохранились, пусть и только две; я убрала со стола всё лишнее, чтобы меня ничего не отвлекало, и углубилась в чтение.

…и вскоре прониклась уважением к дворецкому – и, вероятно, личному помощнику моего отца – который в записях обозначал себя скромным «Л».

Расход муки и масла; закупка мыла для нужд прислуги и для хозяев; званые вечера, выезды в свет, визиты к портнихам или в джентльменские клубы – любая, даже самая незначительная сумма тотчас вносилась в книгу. Всякое денежное поступление также записывалось, причём не простыми чернилами, а красными: подарки, дорогие и не очень, наследство от какой-то троюродной тётки – сервиз и портьеры из марсовийского бархата, даже свежие овощи, которые летом доставляли из поместья… Расходы, связанные с хозяевами, незнакомый мне «Л» записывал синими чернилами, а то, что касалось прислуги, исключительно чёрными и отчего-то более мелким, сжатым почерком. Неудивительно, что нужное название я едва не пропустила, не заметив его между ценой за фунт мыла и за отрез хлопка на платье горничной.