Кофейня «Трикотаж»

Он шёл долго, несколько раз сбивался с пути. Его разум мутнился, ему начинало казаться, что он попал в какой-то страшный сон. Несколько раз он останавливался, присаживался на скамейку и слушал, как громко стучало его сердце. Стемнело и похолодало очень быстро. Наконец он нашёл дом и зашёл во двор, но там понял, что ошибся. Его окружали многоэтажки, они подпирали Фёдоровича со всех сторон, нагло смотрели на него светящимися окнами и будто смеялись над никчёмным потерянным стариком семидесяти лет. Высокие деревья с голыми ветками, похожими на лапы чудищ, грозно нависли над ним. Фёдорович не выдержал – опустился на колени и зарыдал. Воспоминания последних дней пронеслись перед его глазами каруселью: мелькнул грустный взгляд Наташи, затем раздражённый вид Володи, микроволновка, японские мультфильмы, озлобленный Денис и ещё этот прыгающий музыкант. Фёдорович обхватил голову руками и захрипел. Потом, через некоторое время, он вспомнил, как заливисто смеялась Нюра, как свежо пахло по утрам в деревне, как забавно кричал индюк, и старик успокоился.

В тишине он вдруг услышал спасительные аккорды – играли на баяне. Старик пошёл на звук, как слепые котята ползут на зов матери. Он спотыкался, оступался, один раз даже упал, затем встал и дальше шёл на ощупь и вскоре зашёл в тенистый двор.

Баянист отошёл покурить, а женщины, которые до этого пели весело и громко, обсуждали свои бабьи дела. Когда к ним подошёл дед с обезумевшими глазами, они притихли.

Старик грузно плюхнулся на скамейку, поставил на колени инструмент и облегчённо выдохнул, будто баян был вроде стакана воды в пустыне.

Баянист молча наблюдал за происходящим в стороне.

В воздухе послышались первые неуверенные аккорды, потом они стали смелее и ярче. По воздуху, почти осязаемые, поплыли строки: «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Влад. Чашка

Влад, как всегда, привёл Милу в её любимую кофейню, сразу заказал для девушки латте с ванильным сиропом и чизкейк с черничным конфитюром. Для себя он взял чай с облепихой, ягодами клюквы и мёдом. Напиток приятно согревал после прогулки по недружелюбному холодному ноябрьскому парку.

Он выбрал её любимый столик у окна на двоих, попросил у официантки Марины (бариста и официантов он успел выучить по именам) трикотажный плед и накинул на плечи Миланы. Она, как всегда, оделась не по погоде и поэтому промёрзла до дрожи. Накинув на её плечи плед, он сел напротив, как она любила. Милана грела о чашку с кофе свои длинные пальцы с бледными ноготками, похожими на половинки миндаля, и рассуждала вслух:

– Я правда не понимаю, как он мог забыть? Я же специально на прошлой неделе три раза намекнула ему, что двадцать пятого будет день нашего знакомства и что я хочу, чтобы этот день был запоминающимся и особенным! Ну почему мужики такие невнимательные?!

Влад, как всегда, когда она начинала тираду о мужчинах, подразумевая своего парня Севу, непринуждённо улыбнулся и сказал:

– Нам, мужикам, надо говорить в лоб. Мы по-другому не понимаем.

В доказательство своих слов он громко шлёпнул себя по лбу открытой ладонью.

Сам же он, в отличие от невнимательного Севы, знал о ней всё. Он помнил про то, как она самовольно ушла из детского сада и заблудилась, про то, что в школе у неё был разряд по шахматам, помнил, как она шла по асфальту босиком после выпускного вечера, и про то, что на факультет иностранных языков она поступила не потому, что хотела быть переводчицей, а потому, что это был чуть ли не единственный факультет, где на первом и втором курсах не было высшей математики, которой она боялась как огня. Она и по ЕГЭ смогла набрать проходной балл только потому, что он помогал ей по СМС.

Он знал всех её подруг. С тремя из них она пыталась свести его, но ничего не получалось. Владу они казались «постными тёлочками», как он говорил Милане. Он умел рассмешить её. Он чинил её утюги, микроволновки, компьютеры, помогал ей принимать роды у кошки Люськи и пристраивать потом котят.