Кофе со льдом

И, очевидно, получал от этого удовольствие. Промокший и замерзший, вечно одетый в поношенные рубашки или, как сейчас, в великоватый «летчицкий» свитер, немного напоминающий те, что носил Лайзо — он все равно искренне радовался тому, что наконец заполучил еще одно расследование.

— О чем вы задумались, Виржиния?

Вопрос детектива застал меня врасплох, и я ответила искренне:

— О вас…

На лице Эллиса появилось презабавное выражение, и я поспешила уточнить:

— Нет, скорее, о вашей любви к работе. Вы готовы стольким жертвовать ради нее, — замешкалась я, пытаясь подобрать слова. Все они казались неуместными, слишком пафосными или неточными. — Вы работаете не за деньги и даже не за совесть — за идею. Ваша работа, расследования — это фактически и есть вы; поэтому вы можете поставить на кон все и действовать… бесстрашно, — я почувствовала, что краснею. Но Эллис не перебивал, не смеялся и, похоже, вообще был смертельно серьезен. — Я так не могу. Я с удовольствием помогаю вам в расследованиях… Но вот рисковать жизнью готова только ради близких людей. Как тогда, с Эвани, — добавила я совсем тихо.

Эллис сделал большой глоток глинтвейна и зябко провел руками по выпуклым бокам кружки, будто греясь.

— Это совершенно нормально, Виржиния. — Он не глядел мне в глаза. — Обычно у таких, как я, свихнувшихся на своей работе, есть свои причины. И не всегда… хорошие, приятные причины, о которых хочется вспоминать. Я же не спрашиваю вас, почему вы не развлекаетесь вовсю, а тянете свое графство и управляете капиталом в одиночку, и не отдаете все на откуп управляющим и юристам, как большинство молодых аристократов?

Я опустила глаза. Эллис вздохнул.

— Ну, полно. И, кстати. На этот раз и я имею личный интерес в этом расследовании, — произнес он по-особенному; и это «особенное» в его словах заставило меня поднять голову и встретиться с ним взглядом. Глаза у Эллиса потемнели из-за расширенных зрачков. — Душитель не просто так выбирает мальчишек. Он ворует их из сиротских приютов Бромли… Двое из последних жертв пропали из приюта имени Святого Кира Эйвонского. Из моего родного приюта, Виржиния. Мальчик по имени Томас Ривер и его одногодка, Джеральд Уотс. Томаса уже нашли… Мертвым.

— Я… сочувствую.

В груди у меня словно образовался скользкий комок. Эллис смотрел куда-то поверх моего плеча, и от этого взгляда, спокойного и безмятежного, становилось жутко; то были спокойствие и безмятежность глубокого омута, на дне которого бьют ледяные ключи.

— Не стоит, — сказал детектив, и уголки губ его дернулись. — Тому уже все равно, и пока еще есть надежда найти Джеральда живым. А убийца свое получит. Я гарантирую.

— Верю вам.

— А почему бы и не верить? — хмыкнул Эллис и с преувеличенным интересом уставился на пирог у себя на тарелке. — В конце концов, от меня ни один убийца еще не ушел. И этого «Душителя с лиловой лентой» я найду и позабочусь о том, чтобы его приговорили к виселице. Благо ошибается он достаточно. Во-первых, подбрасывает тела жертв к храмам, а значит рано или поздно попадется на глаза свидетелям. Во-вторых, способ убийства и сопутствующие детали очень приметные, взять хоть ленту — дорогой, пусть и имеющий дефекты шелк бледно-лилового цвета. Мы уже нашли место, где производят похожие ленты — маленькая старая фабрика в южной части «бромлинского блюдца». И, наконец, Виржиния, он охотится за особенными жертвами. Мальчики тринадцати-четырнадцати лет. Светловолосые, голубоглазые, красивые.

Эллис сжал вилку так, что костяшки пальцев стали белыми — и, кажется, сам этого не заметил.

В его словах было нечто знакомое. Очень, очень знакомое… Где-то недавно я уже слышала о светловолосом мальчике и о ленте для волос. Совсем недавно… Воспоминание промелькнуло — и растворилось.

— Чудовищно, — с трудом возвратилась я к действительности. — Не могу представить, зачем кому-то могло понадобиться лишать жизни невинных детей.

— Как и я, — произнес Эллис и задумчиво провел мизинцем по ободку своей чашки с глинтвейном, собирая подтеки вина. — В материалах дела сохранились записи об осмотре двух трупов. И вот что любопытно, Виржиния. Эти мальчики были абсолютно здоровы — ну, если не считать того, что они мертвы. Ни единого синяка, следа от побоев, признака долгого голодания. Даже грязи под ногтями — и той не было. Словно перед тем, как накинуть проволоку на шею мальчика, убийца несколько недель откармливал его, мыл, покупал ему новую чистую одежду. Некий странный ритуал, повторяющийся из раза в раз. И венец его — лиловая лента поверх странгуляционной борозды. Следа от удушения, — пояснил он, предупреждая расспросы. — Убийца делает ошибки. И я непременно достану его. Вопрос в том, скольких еще он успеет убить до этого момента… — запнулся Эллис.

— Мы спасем его. Того мальчика из вашего приюта. И больше никто не погибнет.

Я сама не поняла, как с моего языка слетело это уверенное «мы».

Эллис кивнул: