— В «Локон Акваны» вас везти, а после — домой? А успеете ли, к примерке-то, коли мастера должны к полудню прийти? — сощурившись, уточнил Лайзо, опираясь рукою на дверцу машины.
Я невольно сравнила его с водителем дяди Рэйвена. Бессловесный, мрачный старик в строгом костюме, безропотно выполняющий все указания… Нет, пожалуй, мне это все же не подходило. Пусть Лайзо порой дерзил, постоянно совал нос не в свои дела и без специальных на то указаний ни за что не надел бы водительскую униформу, предпочитая «летчицкие» свитера и легкомысленные кепи в стиле марсо… Зато он был умным и своенравным человеком, с которым приятно иногда поспорить — или сострить в ответ, зная, что он не затаит обиды.
— Мастера и платья — не ваша забота, мистер Маноле. Вы должны волноваться лишь о том, чтобы на дорогу не было потрачено слишком много времени.
— Можете на меня положиться, — он с поклоном открыл для меня дверцу. — Прошу, леди… Не расскажете случаем, что вам в приюте-то понадобилось? Я ничем пособить не могу?
— У меня разговор к отцу Марку, — улыбнулась я, давая понять, что ничего объяснять не хотела бы.
— Про пожертвования?
Я хотела было отделаться привычным «это не ваша забота», но поймала взгляд Лайзо и передумала.
— Нет. Не о пожертвованиях.
— Ага, — Лайзо отвел глаза в сторону. — Значит, ловец вы убрали… Так и знал.
— Вы что-то сказали, мистер Маноле? — я слегка повысила голос.
— Нет. Ни словечка.
— И хорошо.
В приюте монахини проводили меня к отцу Александру без лишних вопросов — вот что значит статус благотворительницы. Священник не ждал посетителей; он сидел в небольшой, но светлой комнатке на втором этаже, и разбирал какие-то бумаги, сдвинув на кончик носа тяжелые очки. Я невольно улыбнулась. Видимо, не только у графинь есть некоторые проблемы с бухгалтерией.
Все люди, на плечах у которых лежит управление землями, предприятиями или какими-либо учреждениями, немного похожи.
— Доброе утро, святой отец, — первой поздоровалась я. — Могу я рассчитывать на беседу с вами?
— Конечно, дитя мое, — с трудом распрямил спину отец Александр, явно жалея о том, что потягиваться в присутствии дам не позволяют приличия. — Если это касается расходования средств…
— Не касается, — опровергла я его предположение и как бы невзначай посмотрела на замершую в дверях монахиню — тихую и робкую женщину, похожую на белесую мышь.
Священник мгновенно понял намек:
— Сестра Катарина, возвращайся к Элли, — мягко приказал он. — Больной пригляд нужен. Спасибо, что проводила нашу гостью.
Монахиня вышла и робко прикрыла за собою дверь. Когда мышиные шажки стихли, я обернулась к отцу Александру и, набравшись смелости, негромко попросила:
— Расскажите мне историю Себастиана, которая произошла здесь, в приюте, около двадцати лет назад. И… скажите, что тогда случилось с Эллисом. Нет, погодите отказываться, — горячо попросила я, а затем подошла к колченогому стулу у окна и села — ноги меня едва держали. — Дело не в праздном любопытстве. Я помню, что вы говорили, что лучше узнавать что-либо об Эллисе от самого Эллиса, но я же вижу, что он не хочет об этом вспоминать. Он мне все расскажет, — голос у меня сел. — Если только я попрошу… Но это будет жестоко. И еще. То, что происходит сейчас, исчезновения детей… С Себастианом тогда было то же самое, да? И виновен оказался художник…
— Учитель, — мрачно поправил меня отец Александр. — Мы нанимали его как учителя. Точнее, дали ему кров и занятие, когда этот человек постучался в двери храма и попросил приютить его ненадолго. Верно, вам уже что-то известно, дочь моя… И, Небеса свидетели, я не рассказал бы ни слова больше, если б не видел, как Эллиса сейчас пожирает гнев бессилия. Пожалуй, вы смогли бы повлиять на этого дурного мальчишку, уж коли он забыл дорогу к нашему храму, да и у меня больше не просит совета… Я говорю с вами сейчас только поэтому, — он отвел взгляд и растерянно стащил тяжелые очки с носа. — Но, дочь моя, настоятельно прошу вас не упоминать нигде об этой истории.
— Разумеется, — я сложила руки на коленях, как примерная воспитанница пансиона святой Генриетты, пытаясь унять беспокойство.
Священник поднялся, прошелся по комнатке, на ходу поддергивая одеяние, затем заложил руки за спину и, не оборачиваясь, заговорил.