Кофе с мышьяком

– Труп! Покойники не убивают. А значит, ты должен стать покойником. Нет, не перебивай, я все очень хорошо придумала. Обрати внимание, как Рудаков на тебя похож! Не лицом, а фигурой, ростом, строением тела. Если одеть его в твою одежду, а потом кинуть в реку, к весне, когда его выловят, никто и не поймет, что это – не ты.

– Почему к весне?

– Потому что через пару месяцев река замерзнет и вскроется только в апреле, – терпеливо, как малому ребенку, объяснила Ким. – Тогда уже этого типа родная мама не опознает.

– Но ведь он еще жив! – возразил Архипов.

Ким согласно кивнула, поцеловала его в губы – очень нежно, сходила к берегу и вернулась с небольшим плоским камнем.

– Это легко поправить, – сказала она. – Бей.

– Я не могу! – перепугался Архипов. – Живого человека...

– Помочь? – равнодушно спросила она и вдруг с размаху ударила Рудакова камнем по лбу. Раздался сдавленный звук – это Архипова вывернуло прямо на дорогу.

– Ну же, это совсем несложно. Давай!

– Нет, я не могу!

– Мужики-мужики, какие же вы слабые создания! Тогда раздевайся и помоги мне этого дурака раздеть.

Они содрали одежду с Рудакова, обрядили его в брюки, свитер и куртку Архипова, не забыли и об украшениях, после чего художник тоже переоделся в пропахший трудовым потом костюм сотрудника службы безопасности.

Ким ловко и уверенно, как будто всю жизнь этим занималась, ударила камнем по лицу Рудакова, потом несколько раз приложила его затылком об асфальт и удостоверилась, что он уже не дышит. Вместо лица у бедолаги теперь было кровавое месиво – смотреть страшно! Потом они оттащили тело к берегу, где по удачной случайности обнаружили довольно большой и тяжелый камень. Там, на берегу, вообще валялось много мусора, среди которого нашлась прочная леска. Ким примотала камень к ноге Рудакова и удовлетворенно выпрямилась.

– Ерунда, конечно, но для сельской местности сойдет. Теперь он по крайней мере какое-то время не всплывет. Ну что стоишь, сталкивай его в воду!

Архипов, теряя сознание от страха, толкнул тело, и оно медленно покатилось в воду. Но Ким и этого показалось мало: она заставила художника войти в реку почти по грудь и оттащить покойника дальше, чтобы не валялся на мелководье.

Этой же ночью они сбежали из квартиры на Шелепихинской. После этого происшествия оставаться там было никак нельзя. Архипов впал в депрессию, выпил в одиночестве бутылку водки, и Ким оттранспортировала его, уже пьяного, в деревню к тете Любе – это было единственное место, казавшееся ей достаточно безопасным. Медсестра зарекомендовала себя как проверенный и надежный человек, а кроме того, Ким она полюбила как родную дочь, которой у нее никогда не было.

Архипов, как ни странно, быстро оклемался. Ким-то ожидала, что он станет каяться, бить себя в грудь, горевать по родителям, своей репутации модного художника и налаженной жизни... Но он, напротив, вошел в роль рыцаря, защищающего бедную девушку, а убийство Рудакова воспринял как освобождение любимой из-под гнета домашнего тирана. О том, что нуждающаяся в его защите любимая хладнокровно и без лишних сантиментов убила человека, он не вспоминал. А сама Ким все эти дни продолжала мягкое и незаметное давление, занималась промыванием мозгов, как она сама это называла. Все-таки ее действие на мужчин было поистине магнетическим и походило на какое-то волшебство. Откуда у нее такие способности, она не знала. Уж точно не от матери, которая, проработав всю жизнь на ситцевой фабрике, на женщину походила очень отдаленно.

И еще Ким радовалась, что сделала правильный выбор, решив использовать для своей мести художника – человека творческого, впечатлительного, зависимого и с неустойчивой психикой. Из его души, как из глины, умелый мастер может вылепить все, что ему заблагорассудится, а Ким без ложной скромности считала себя именно мастером. А будь на месте Архипова какой-нибудь монтажник-высотник, бизнесмен или журналист – фиг бы что у нее получилось.

В запланированный день – как раз тогда, когда мы с Волкодавом приехали к тете Любе с вопросами, Архипов отправился в Москву. Ким, разумеется, была с ним – подстраховывала и следила, чтобы все прошло как по нотам. Ромка чаще всего обедал в «Комильфо», и именно там его поджидал Архипов в неброской одежде и в надвинутой на глаза бейсболке. Все время, пока Ромка обедал, он околачивался за углом, чтобы не мозолить глаза парковщику. Потом увидел, как Дьяков вышел, сел в машину и закурил, приопустив стекло. Это был шанс. Архипов пересек стоянку, подошел, легонько стукнул в окно.

– Генка? – воскликнул Роман радостно. – Ты?! Вернулся! Ну ты нас и напугал, собака этакая! Наконец-то нашелся!

Он опустил стекло до самого низа и с улыбкой хлопнул друга по плечу.

– Стаська уже с ума сходит, твои родители слегли... Ну что ты там стоишь? Садись, поедем куда-нибудь, поговорим.

– Дай, пожалуйста, сигарету, – попросил Архипов, чтобы выиграть время. – И если не возражаешь, я тут постою, а ты сиди, хорошо?