Звуки. Звуки. Звуки. Мир звуков. В детстве мы играли в такую игру: Догадайся, что происходит в соседней комнате, по звукам. И сейчас я превратился в слух, потому что на кухне возникла тишина. Это настораживало. И я уже готов был натянуть второй кроссовок и исполнить спринтерский забег с низкого старта. Ее телефон лег на стол. Я напряг икры. Ее ноги обулись в тапки. Я развернулся к двери.
– Может быть, и дорогие… – протянула Милена.
Идет в коридор. Но в голосе нет угрозы. Я жду, держа второй кроссовок наготове. Милена облокотилась о стену.
– А может, и нет. Это я так сказала… Образно выражаясь.
Я посвятил всего себя зашнуровыванию старой раздолбанной спортивной обувки. Я весь – одна большая шнуровальная машина. С холодеющими пальцами-хватальцами. Старые задубевшие шнурки не понимали, что от них хотят, и не желали развязываться. Но я был настойчив. А Милена продолжала.
– Да сколько бы они не стоили. Я же знаю, во что это все аукнется. Никакими деньгами ущерб не оценишь. Выхаживай потом тебя. Кто мне мои нервы вернет? Потраченные силы? Смотреть на тебя, как ты страдаешь? Да ни за какие миллионы!
Я с благодарность взглянул на жену.
– Спасибо…
– Ну, за миллионы, это, может, я и перегнула. За миллион бы я согласилась выхаживать тебя. А вот за триста тыщ нет… А они, наверно, так и стоят. Хотя я могу ошибаться. Похоже на антик, но, может быть, и китайская подделка. Вот как кроссовки твои. Им два года, а выглядят, как будто рота солдат до тебя носила…
– Это не те! – я осмелел, потому что Милена сама сменила тему. – Эти ты мне подарила на втором курсе! Помнишь?
– Я же говорила, что это вещь! Настоящие! А те, что ты купил в прошлом году?
– Вот их-то я и выбросил…
– Потому что китайское барахло… А насчет сережек надо выяснить. Но я тебе еще раз говорю, твое нытье дороже встанет. Чисто морально! Понимаешь? Я не хочу, чтобы ты лежал на диване месяц и переживал, закатывая глаза от горя: «Ну, почему я опять тебя не послушал». Пожалей нас!.. А чего ты вдруг затеял эту возню со шнурками? Ты же эти кеды через голову можешь одеть… Сидишь, пыхтишь над старьем…