Кофе и круассан. Русское утро в Париже

… Неподалеку от Елисейских полей в небольшом переулке стоят на тротуаре два молодца в бурках и хромовых сапогах, в вышитых шелковых косоворотках и с нагайками в руках. То ли казаки, то ли разбойники с большой дороги — только ножа в зубах не хватает. Когда-то, во времена Пушкина и даже Льва Толстого, так представляли в России страшных чеченцев и черкесов с Северного Кавказа. После Октябрьской революции именно так на Западе принялись изображать самих русских. И стереотип этот, надо признать, устоялся. Вот и выходят вечером на работу в своих бурках не то зазывалы, не то швейцары модного здесь русского кабаре «Распутин».

Я бы не рискнул пойти туда на свою зарплату, потому что с ней здесь можно расстаться за один вечер, если просто скромно вдвоем-втроем поужинать. Не случайно над князем Юсуповым, который жил в Париже далеко не роскошно, подшучивали, что, хоть ему и удалось убить настоящего Распутина, кабаре «Распутин» ему не одолеть. И для моих состоятельных французских друзей русская кухня «Распутина» оказалась не по карману, а меня пригласили «на представление и шампанское», что было равнозначно совету предварительно поужинать дома. Совету я внял, но приглашение с благодарностью принял, хотя и знал что в «Распутине», как и в любом другом «русском» заведении, «русскости» и исконно русского духа нет, а есть лишь «амбьянс», специфическая атмосфера «а-ля рюс».

Что это такое и чего в таких заведениях ищут французы, равно как и немцы, и арабы, и англичане? Думаю, ищут то, чего самим им не дано. А именно — этакого легендарного русского загула до утра, забубенного застолья с ведрами шампанского, которое пьют по-гусарски из дамских туфелек, и с водкой стаканами, с цыганами, со страданиями под «Очи черные» и захлебывающимся весельем под «Калинку-малинку» и «Казачок».

Расчетливый и знающий цену каждому сантиму француз никогда не мог понять, как это можно просадить с цыганами целое состояние за один вечер. А о том, как это делается, во Франции знали и от тех, кто состоял на службе у царей российских в Петербурге и Москве, и по личным наблюдениям за заезжими богатыми русскими в Париже и в Ницце, где существовал зимний филиал двора Романовых, и по истории Лазурного берега, где от Марселя до Монте-Карло гуляла вся русская знать наравне с купцами-миллионерами. Средний француз никогда этого не понимал и не одобрял, но все же пришел к выводу, что в этом все-таки что-то есть и хотя бы раз в жизни надо кутнуть «а-ля рюс», ибо такого рода психологическая разрядка, видимо, — вполне оправданное капиталовложение.

… Красные стены, ковры, красные бутафорские резные окна с наличниками, откуда выглядывают нарисованные на фоне ночного неба маковки русских церквей, больше, правда, напоминающих минареты. Старый русский художник, работавший здесь над интерьером, видимо, и сам понимал, что соцреализма от него никто не ждет, и потому больше старался создать этакий русско-цыганский покров таинственности, загадочности и чувственности, что по западным понятиям и составляет русскую душу. Ну а чтобы уж не было никакого сомнения, то там, то здесь в «Распутине» вмонтированы двуглавые орлы.

— Эх, — неожиданно слышу русскую речь рядом. — За такую зарплату — и вкалывать каждый вечер! Мать-перемать…

— Кто это? — спрашиваю у своих приятелей.

— Да так… — отвечают они, явно не желая вдаваться в детали. — Ножи швыряет. Увидишь потом…

Нецензурную руладу швырятеля ножей прерывает балалаечно-гитарный разлив. «Русский» оркестр (целый интернационал, объясняют мне, — от французов и бельгийцев до румын и поляков), но зато все, как один, в косоворотках и сапогах по колено, ходят от стола к столу. И первая скрипка по-одесски игриво пиликает «семь сорок». Все смешалось…

Ножи старик-матерщинник швыряет лихо. Со стола ему кидают ассигнацию, и он подхватывает ее на лету, плевком приклеивая к доске. Потом берет нож в зубы и запрокидывает голову. Резкий наклон головы — нож летит по воздуху, пришпиливает сотенную к деревянному щиту. Это из серии «русские народные забавы».

Русское для западноевропейца должно не только быть таинственным, но и приводить его в состояние тихого ужаса. Не поэтому ли тот аттракцион, что мы называем у себя «американскими горками», здесь проходит как «горки русские»? А игра со смертью с помощью одного патрона в барабане револьвера, которая, говорят, была в ходу у американцев во Вьетнаме, именуется «русской рулеткой». Так что русский с ножом в зубах в «Распутине» — это неизбежно. Это — законы рынка.