Кодекс страсти

– Пройдись со мной немного. Это итальянское ассорти лежит в моем желудке, словно глубинная бомба. – Он взял ее за руку. – Дай мне высказаться, Каролина миа. Я хочу, чтобы ты выслушала меня и обдумала мои слова. Не спорь. Просто слушай. Я очень тебя люблю. И мне известно, как глубоко ранили тебя пересуды о твоем разводе с Гарри. Я знаю также, что у тебя есть все данные, чтобы стать действительно прекрасным юристом, которым я мог бы гордиться. Я хочу, чтобы ты могла посещать школу без всего этого цирка, который устраивают вокруг тебя. Мне больно чувствовать, что я еще больше усложняю твою жизнь. Я слишком тебя люблю. – Он повернул ее к себе лицом и наклонился к ней, стремясь заставить ее слушать. – Поверь этому, Каролина миа, даже если ты не веришь ничему на свете. Я хочу сделать твою жизнь приятной и счастливой – словом, лучше, чем она была без меня. И если самый действенный способ добиться этого состоит в том, чтобы расстаться с тобой всего лишь на некоторое время… – Он покачал головой, услышав вырвавшийся у нее возглас протеста. – Нет, не перебивай. Если это так, то я согласен поступить подобным образом, и ты тоже должна согласиться. Я слишком наседал на тебя – спать со мной, выйти за меня замуж. Наверное, я должен был отступить. Возможно, для тебя так было бы лучше не только по политическим соображениям, но и…

Кэролайн не в силах была это вынести:

– Дэниел, хватит! Пожалуйста, послушай… мне никогда не будет лучше без тебя…

– Пойдем, любимая. Наступило время идти в львиное логово. Нельзя опаздывать, ведь мы сегодня – гвоздь программы!

Он взял ее за руку и быстрым шагом направился к школе. Кэролайн пыталась что-то сказать, но он пустился бежать, указав ей на часы на здании банка, которые показывали двадцать семь минут второго.

Оставалось три минуты до начала собрания. Поскольку невозможно было одновременно и бежать, и спорить, последнее слово осталось за ним. Когда они, задыхаясь, подошли к дверям конференц-зала на пятом этаже, на часах была уже тридцать одна минута.

– Вдохни поглубже, любимая. Тебе достаточно просто смотреть на них с тем восхитительным ледяным достоинством, которое обращало меня в камень при наших первых встречах. Знаешь, этот взгляд, в котором читаешь: «Трудно поверить, что даже такой, как вы, может пороть подобную чушь». А потом держи рот на замке и предоставь говорить мне. – Его голос звучал глухо и настойчиво.

– Черта с два я это сделаю! – прошептала она таким же тоном.

Они вступили в львиное логово.

– Добрый день, профессор Фрателли, миссис Фолкнер. – Голос декана Гриерсона, совершенно лишенный обычной для него гулкости, звучал непривычно тихо. – Прошу вас, садитесь. Декан Франклин и мистер Стейнер, один из попечителей, окончивший в свое время нашу школу, уже здесь. – Он кивнул в сторону Элфриды Франклин и мужчины в сером костюме, в лице которого было что-то знакомое. – Вы помните Марка Стейнера, Кэро… миссис Фолкнер? Вы с ним уже встречались. Мы ждем доктора Эмерсона. Тогда будет кворум, и мы сможем начать заседание.

Со все возрастающей скоростью Майкл Гриерсон постукивал по ладони серебряным председательским молотком. Он заметно нервничал.

Последовало долгое молчание. Каждый застыл на своем месте. Бледные лучи зимнего солнца с трудом проникали через высоко расположенные окна в большую комнату, стены которой были обшиты деревянными панелями. Трое попечителей, о которых Кэролайн невольно думала как об инквизиторах, сидели за длинным ромбовидным столом из тикового дерева. Кэролайн обратила внимание, что он отчаянно нуждался в полировке.

– Кажется, у вас вот-вот должен начаться второй семестр, миссис Фолкнер, – сказал наконец Марк Стейнер, пытаясь нарушить молчание.

– Да, мы начинаем на следующей неделе. Вернее, – поправилась Кэролайн, – для студентов, допущенных к занятиям, учеба начинается на следующей неделе.

Опять воцарилось молчание, которое на этот раз никто не пробовал нарушить. Прошло еще несколько минут, дверь отворилась, и в комнату торопливо вошел, бормоча на ходу извинения, доктор Эллиот Эмерсон, высокий румяный мужчина около семидесяти лет, с густой гривой седых волос и в старомодных очках с золотой оправой.

Кэролайн почувствовала, как у нее мороз пробежал по коже. Она немного знала Эллиота Эмерсона. Он был другом Мейды, и она несколько раз встречалась с ним на ее званых обедах. Друг Мейды. Придерживался ли он таких же взглядов, как она? Кэролайн не могла припомнить о нем ничего, кроме того, что он был очень уважаемым кардиологом и к тому же имел диплом юриста. Но важнее всего было то, что он друг Мейды, возможно, представляющий на заседании ее интересы.

У Кэролайн упало сердце. Для трибунала, подобного этому, существовало одно название – судилище.

– Миссис Фолкнер, – сказал доктор, опустившись на стул, – может быть, вы помните, что я старый друг вашей свек… Мейды Фолкнер. Мне жаль, что мы встретились при таких удручающих обстоятельствах.

Он расположил кожаную папку на столе прямо перед собой и сложил на ней руки.