Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире

Он добавил: «И у них обоих прослеживается убежденность в собственной исключительности. Это основной момент, который нужно предупредить и преодолеть».

Мне было приятно провести время в компании Фертела, его откровенность и вдумчивость подкупали. Но я покидал ресторан, размышляя о том, что, по сути, его дети воспроизводят модель его поведения. Один из тестов, который предлагает Джеймс Грабман родителям, которые хотят избавить своих детей от убежденности в обладании особыми правами, заключается в том, что он спрашивает их, учили ли они своих детей оставлять чаевые. В основном все уклоняются от ответа. Но, конечно, они научили. Затем он просит их продемонстрировать, как они сами оставляют чаевые. «Существует разница между «вот ваши чаевые» и «большое вам спасибо, сэр». Дети прекрасно понимают, что оставить чаевые можно очень по-разному. Тонкость в том, чтобы проявить уважение». Я не знаю, как сам Фертел оставил бы чаевые. Я оплатил обед, поскольку он не потянулся за счетом.

Прогуливаясь после обеда по Новому Орлеану, я вспомнил разговор, который у меня состоялся в начале двухтысячных с писателем Куртом Воннегутом. Я заметил его, лохматого ворчливого старика, на станции Спрингфилд Амтрак. Пока поезд ехал в Нью-Йорк, я пошел в конец поезда в надежде собраться с храбростью, чтобы заговорить с ним. К моему удивлению, он случайно оказался поблизости. Мы начали болтать. Он рассказал, что провел какое-то время в соседнем Нортхэмптоне, приходя в себя после пожара в его городском доме в Нью-Йорке. На тот момент ему было уже семьдесят семь лет, и больше всего его тревожило то, что люди становятся неинтересными.

«Весь восторг жизни в становлении, – сказал он мне. – Становление – это процесс, при котором человек становится человеком, а художник – художником».

Получить фору в несколько километров звучит привлекательно, но если не донести до ребенка мысль о том, как много работы было проделано для этого, такое преимущественное положение может оказать медвежью услугу. Деньги, которые достаются без малейших усилий, могут лишить человека восторга от процесса становления. Родители, которые не лишают своих детей возможности стать теми, кем они хотят стать, вносят свой вклад в различение состоятельных и богатых. Когда речь идет о передаче наследства, на родителях лежит еще большая ответственность. Использовать свое преимущественное положение, чтобы дать детям хорошее образование, – достойно, но использовать его, чтобы дети не облажались, – прямая дорога к провалу в будущем.

Случай Наоми Собель совсем другой. У нее были все преимущества в образовании и любые возможности, которые только может пожелать родитель для своего ребенка. Она училась в элитной школе Спенс на Манхэттене, затем в Чикагском и Колумбийском университетах. Теперь, будучи миниатюрной молодой женщиной с большими карими глазами и непринужденной улыбкой, она живет в пригороде Бостона Сомервиле в штате Массачусетс. Она начинала в издательской сфере, а теперь работает в некоммерческой организации, для которой она изначально жертвовала деньги. То, чем она занимается, с точки зрения заработка не имеет смысла. «За любую оплачиваемую работу я берусь по собственной воле, – сказала она мне. – У меня достаточно денег для того, чтобы не работать вовсе». После периода жизни в Нью-Йорке она перебралась в район Бостона, потому что девушка, с которой она встречалась, училась в Массачусетском технологическом институте. Она никогда не думает о деньгах как о чем-то, что необходимо для того, чтобы существовать. Она думает о них в контексте того, что с их помощью можно изменить. При этом до своего первого года в колледже она даже не осознавала того, что она состоятельна. В этом смысле она представляет собой тепличного наследника – хорошо образованного, умного, но совершенно оторванного от реалий, в которых живет большинство людей. Это не редкость. В своем желании сохранить у ребенка целеустремленность родители всеми возможными способами ограждают его от богатства. Но часто происходит так, что ребенок узнает о своих материальных возможностях в кризисный момент и абсолютно не понимает, что с ними делать. Примерно так же поступают родители в семьях среднего класса, которые не заводят со своими детьми разговор о деньгах, и те вынуждены догадываться о возможностях в семье, в то время как в реальности эти возможности могут оказаться гораздо скромнее. И хотя с финансовой точки зрения Собель и подобные ей находятся на правильной стороне относительно тонкой зеленой линии, эмоционально она и другие подобные ей восстают против богатства, которое не могут осознать.

«Оказывается, что единственным человеком, который не был в курсе моего богатства, была я сама, – призналась мне Наоми. – Я росла среди многих вещей, которые не расценивала как маркеры классовой принадлежности». Как, например, городской дом ее матери, оснащенный лифтом.