Последний уцелевший десантник реагирует не сразу. Его, безусловно, учили, как надо действовать в подобных ситуациях, но отсутствие реального боевого опыта и ленивая служба на эсминце не дают рефлексам сработать без участия мозга. Мятежник медлит какую-то секунду, и это решает исход боя. Резкий рывок назад-влево призван вывести бойца из опасной зоны, но планер Кудрявцева уже над целью.
– Сброс! – кричит Летра, и три АБОВ-500 покидают импровизированный бомбовый отсек грозного древесно-тряпочного летательного аппарата.
Еще одна вспышка! Десантник успевает уклониться на пару десятков метров в сторону, однако три пятисоткилограммовых бомбы, ударивших почти в одну точку, генерируют слишком мощную ударную волну. Бойца нарывает ослепитльным облаком взрыва, но какую-то команду боту он все же успевает отдать. Плотная очередь плазменных сгустков, ярко светящихся в атмосфере из-за ионизации воздуха, выглядит почти непрерывной струей огня. Взять точный прицел вычислитель бота не может, но один из разрядов все же задевает самый кончик крыла планера. Взрыв, способный пробить изрядную дыру в двухсотмиллиметровой броне, буквально испаряет всю плоскость и поджигает обшивку фюзеляжа. Летящий над самыми верхушками деревьев планер резко проседает вниз и рушится в лес, продолжая гореть.
– Летра, не дай ему взлететь!
Я выпрыгиваю из окопа и уже на бегу слышу ответ искусственного интеллекта:
– Он и не пытается. Как только вырубился канал связи с командиром десанта, бот перешел в автономный режим. Главное, чтобы управление не попытались перехватить с эсминца через дроны, висящие на орбите, и разведчик-ретранслятор. У меня есть минута, ну, может, две. Дальше они поймут, что операция провалена и начнут действовать.
Я продолжаю ломиться сквозь заросли к месту падения планера. Далеко позади бегут остальные бойцы группы. У них свои задачи – нужно выяснить, что стало с мятежниками после взрывов.
– Можешь так не спешить. Жив твой генерал. Дроны им занимаются. Руку в двух местах сломал, головой приложился от души и пару ожогов средней тяжести получил, выбираясь из кабины. Сейчас на земле в двадцати метрах от горящего планера лежит без сознания. Как добежишь, нейромобилизацию ему проведем. Твои импланты для этого лучше подходят, чем эффекторы дронов.
– Что с ботом? – от бега в таком темпе я все же начинаю задыхаться.
– В процессе. Техника, в отличие от людей, не заражается виртуальным психозом. Над перепрошивкой вычислителя эсминца мятежники, естественно, неслабо поработали. Командиру корабля он вынужден подчиняться и готов принять от него любую вводную. А вычислителем бота так плотно никто не занимался. Это куда более незамысловатая машина, да и в бою она с момента мятежа используется впервые. В общем, пока его контролировал лейтенант-десантник, вычислитель бота аккуратно выполнял все его команды, а как только бот ушел в автономный режим, он перестал воспринимать другую технику Шестой Республики, как враждебную. А у тебя, между прочим, как у командующего Лунной базой, доступ более высокого ранга, чем даже у командира эсминца. Дроны успели подобраться к боту вплотную и передали его вычислителю нужный пакет кодов через технический порт, но там стоит пара защитных контуров…
– Успеешь?
– Не знаю. Времени почти не осталось.
Одина из посеревших меток на виртуальной карте, обозначающая выведенного из строя бойца противника, неожиданно окрашивается в желто-оранжевый цвет. Видимо, медблоку боевого скафандра удается привести оглушенного десантника в чувство. Треск пулеметной очереди… Несколько одиночных выстрелов. Символ вновь тускнеет и едва светится желтым – кто-то из моих бойцов вовремя реагирует на возникшую угрозу.
– Связь бота с орбитой заблокирована! – докладывает Летра, – Защитные контуры у них тоже не новые стояли, так что долго они не продержались. Еще минут пять, и получим полный контроль.
Я продираюсь через последний куст и вываливаюсь на небольшое свободное пространство. Чуть в стороне густо дымит в сырой листве догорающий планер, а прямо передо мной на покрытой пожухлыми листьями земле лежит Кудрявцев. Рука вывернута под неестественным углом, волосы опалены, из-под лохмотьев разорванного рукава видна покрасневшая от ожогов кожа. Генерал без сознания, но на его лице хорошо читается выражение полного удовлетворения результатом только что законченной тяжелой работы.
Глава 7
Сержант Кнат открыл глаза. Голова болела, но не сказать, чтобы сильно. Во всем теле чувствовалась неприятная дрожь, как будто каждый мускул жил своей жизнью. Гадкое ощущение, но знакомое. Так бывает после сильной контузии, если помощь пострадавшему оказывается не в корабельном медблоке, а в полевых условиях. Импланты, конечно, подавляют болевые ощущения, но что-то через эту блокаду все же прорывается. Конечно, в условиях боя применяются совсем другие стимуляторы и обезболивающие, но бой, вроде как, закончился, и сейчас такие сильнодействующие средства не требуются.