Кодекс принца. Антихриста

Хоть я ее и ненавидела, но избавиться от ее власти не могла. Она все время была во мне, я натыкалась на нее ежесекундно. По сравнению с родителями мой случай был еще тяжелее: они хоть любили свою поработительницу.

Если бы и я могла ее полюбить! Тогда мое рабство оправдывалось бы возвышенным чувством. Впрочем, в иные минуты я была недалека от этого: я страстно желала любить Христу, и ведущая к любви спасительная или губительная бездна уже раскрывалась передо мной, но что-то – прозорливость? здравый смысл? – удерживало на самом краю. Или мне не хватало душевной широты? Или мешала зависть?

Я не хотела быть как Христа, но хотела, чтобы меня так же все любили, как ее. Не колеблясь отдала бы я всю оставшуюся жизнь за то, чтобы глаза хоть одного, пусть самого ничтожного человеческого существа загорелись ради меня несказанной силой и прекрасной слабостью, самозабвением, преданностью, радостной покорностью и слепым обожанием.

Итак, рождественская ночь превратилась в ночь Антихристы, хотя ее и не было с нами.

Она снова заявилась к нам накануне Богоявления. Родители обрадовались ей так, что неловко было смотреть.

– А вот и пирог! – возгласила Христа с порога, протягивая пакет из кондитерской.

С нее сняли пальто, умилились ее отдохнувшему виду, расцеловали в обе щеки, пожаловались на то, как долго тянулась двухнедельная разлука, а пирог и золоченые картонные короны торжественно водрузили на стол.

– Отличная идея! – воскликнула мама. – Мы почему-то никогда не вспоминаем про этот веселый обычай[16].

Христа разрезала небольшой пирог на четыре части, и каждый принялся есть, осторожно пережевывая куски.

– У меня боба нет, – сказала Христа, доев свою порцию.

– У меня тоже, – сказал папа.

– Значит, он у Бланш, – уверенно сказала мама, тоже не найдя боба.

Все с нетерпением уставились на меня, ожидая, пока я дожую последний кусок.

– Нет, мне тоже не попался, – сказала я, заранее чувствуя себя виноватой.

– Но этого не может быть! Осталась только ты! – возмутился папа.

– Может, я купила пирог без боба? – предположила Христа.

– Да нет! – сердито сказала мама. – Просто Бланш страшно быстро ест. Я уверена, она проглотила боб и не заметила.

– Если я ем так быстро, то почему же осталась последней?

– Ну, просто у тебя кукольный рот. Как можно быть такой невнимательной! Христа хотела устроить праздник, так мило придумала, а ты все испортила!

– Вот интересно! Если кто-то проглотил боб, то почему обязательно я? Может, это ты сама, или папа, или Христа?

– Христа слишком деликатно ест, чтобы проглотить боб и не заметить! – окончательно разозлилась мама.

– Ну да, а я жру, как свинья, заглатываю оловянных солдатиков и не давлюсь! Но от кого же мне передались такие манеры, как не от родителей? Выходит, вы оба, ты и папа, могли проглотить боб не хуже меня!

– Ладно, Бланш, прекрати эту глупую ссору! – сказала Христа тоном миротворца.

– Как будто я ее начала!

– Христа права, – сказал папа. – Перестань бузить по пустякам, Бланш.

– Все равно наша королева – Христа! – провозгласила мама и надела Христе на голову корону.

– Это почему же? – запротестовала я. – Если все уверены, что боб случайно проглотила я, значит, и корона моя!

– Пожалуйста, раз ты так хочешь, я тебе отдам, – сказала Христа, выразительно закатывая глаза, и с раздраженным вздохом протянула мне корону.

Но мама перехватила ее руку и вернула корону на прежнее место.

– Нет-нет, Христа! Ты слишком добра! Королева – ты!

– Но Бланш права! Это несправедливо! – сказала Христа, как будто хотела вступиться за меня.

– У тебя благородное сердце, – восхищенно глядя на нее, сказал папа. – Но не стоит подыгрывать Бланш, она позорно скандалит.

– Заметь, что начала скандал не я, а мама!

– Да хватит, Бланш! Уймись! – прикрикнула мама. – Сколько тебе лет?

Перед моим мысленным взором вновь предстал газетный лист, заметка в рубрике «Происшествия»: «Шестнадцатилетняя девушка зарезала кухонным ножом своих родителей и лучшую подругу, не поделив с ними королевский пирог».

Христа решила разрядить обстановку и громко шутливо-торжественным тоном произнесла:

– Ну, раз я королева, мне нужен король! Я выбираю Франсуа!

Она возложила корону на голову отца. Он просиял:

– О, спасибо, спасибо, Христа!

– Надо же, какая неожиданность! – проскрипела я. – Было столько претендентов!

– Какая ты злюка! – сказала Христа.

– Не обращай внимания, – посоветовала мама. – Ты же видишь, она лопается от зависти.

– Странно, – заметила я, – когда ты говоришь о Христе в ее присутствии, то называешь ее по имени, а я у тебя просто «она».

– По-моему, у тебя просто с головой не в порядке, – глубокомысленно изрек отец.

– Вы уверены, что у меня, а не у вас? – спросила я.

– Абсолютно, – ответила мама.

Тут юная дева вскочила, подбежала ко мне и с ангельской улыбкой облобызала:

– Мы все тебя любим, Бланш!

Родители встретили трогательную сцену бурными аплодисментами. Я снова пожалела, что от безвкусицы не умирают.