Кодекс принца

«Смотрите, мсье, осторожней». Эта шпилька содержала явную угрозу. Лучше всего мне было бы сделать отсюда ноги. У Жоржа Шенева наверняка был определитель номера, и теперь он знал, откуда я звонил. Если только Олаф не засекретил свой номер, что было вполне возможно. Но, с номером или без него, Шеневу не составит труда меня разыскать. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, где я нахожусь.

Часы показывали пятнадцать тридцать. Ничто не мешало мне по-быстрому одеться, добежать до «ягуара» и рвануть за границу. Имея шведский паспорт, я смогу осесть где угодно в Европе и почему бы, кстати, не в Швеции? Жорж Шенев — звучит не по-шведски. Там мне нечего будет бояться. Начнется новая жизнь.

Я не двигался с места, словно прилип к стулу. Что со мной, откуда вдруг эта апатия? При мысли о том, что придется покинуть виллу, я, казалось, прибавлял в весе до тонны. В приоткрытую дверь вальяжно вошел Бисквит. С удивительным для его габаритов проворством он вспрыгнул на письменный стол и улегся прямо на телефонную книжку. Я понял, что он расположился здесь надолго.

Животные посылают нам сигналы. Истолковать это было нетрудно: смотри, во что ты превратишься, если останешься, — в жирного кота. Перспектива представлялась оптимистичной. Если бы стать жирным котом — это все, что мне грозило, то стоило, пожалуй, остаться. Но мне грозило куда раньше умереть от руки Жоржа Шенева или его присных.

Я не хотел покидать Сигрид. Вот причина, по которой я чувствовал себя не в силах уйти. А что, если уговорить ее бежать со мной? Придется открыть ей правду. Но как она могла не знать, что Олаф мертв, если это было известно Жоржу?

Я задумался, глядя, как вздымается и опускается брюхо Бисквита в такт его сонному дыханию. А вправду ли человека, который умер в моем доме, звали Олаф Сильдур? На фотографии в паспорте был как будто он, но это мог быть и кто-то другой. Увидев документ, я не усомнился в его подлинности, но кто, кроме полицейских, шпионов и таможенников, сомневается в таких вещах?

Я остановился на гипотезе, что мой покойник все же был Олафом. В таком случае откуда Жорж Шенев знал о его смерти? Олаф звонил ему от меня, на телефоне Жоржа мог определиться мой номер, по которому он узнал мое имя и адрес. Что было дальше, нетрудно представить: люди Шенева явились ко мне домой, взломали замок или вышибли дверь, нашли труп. Сталось ли с них решить, что это я его убил?

Нет, невозможно. На теле Олафа не было никаких следов насилия. Но ведь они могли подумать, будто я его отравил. В отсутствие вскрытия эта версия выглядела правдоподобнее игры случая, в силу которой человек тридцати девяти лет от роду ни с того ни с сего умирает в чужой квартире.

Но если все так и было, почему Жорж не сообщил Сигрид о смерти ее мужа? Нет, должно быть какое-то другое объяснение.

Я попытался представить в корне иной сценарий, доведя до конца теорию заговора. Накануне смерти Олафа (будем называть его так) некто в гостях у не-помню-кого завел со мной странный разговор — допустим, это был человек Жоржа Шенева. Его разглагольствования имели целью повлиять на мое поведение назавтра, после кончины Сильдура (если его действительно так звали), не случайной, а запрограммированной заранее. Его решили убрать, и ввели ему яд замедленного действия, который должен был сделать свое дело в девять часов утра. Олаф получил задание войти под каким-либо предлогом в мою квартиру и позвонить оттуда Жоржу Шеневу. Расчет был точный: ввиду обстоятельств его смерти я дам дёру, а если тело обнаружит полиция, она получит в моем лице идеального виновного. Их шайка, таким образом, будет вне подозрений.

Почему я? Потому что у меня с покойным много общего: тот же возраст, рост, цвет волос и вдобавок достаточно извращенный ум — и недостаточно удавшаяся жизнь, — чтобы замыслить аферу со сменой личности. Кто мог навести их на меня? Соседи, сослуживцы, приятель, пригласивший меня в тот вечер, да мало ли кто? Почему Сильдур должен был позвонить Шеневу? Да чтобы тот знал, что жертва, согласно плану, находится у меня.