Пока Надежда шла к ее столу, дама придирчиво оглядывала ее с ног до головы. Наконец Надежда подошла к столу и села, не дожидаясь приглашения.
– Нет, – сухо проговорила дама.
– Что – нет? – удивленно осведомилась Надежда.
– У нас нет для вас вакансии. Вы ведь по поводу места научного сотрудника в отделе лаптей, онучей и прочей традиционной крестьянской обуви? Так вот, мы никак не можем взять на это место сотрудника вашего возраста.
Надежда вовсе не искала работу, тем более в отделе лаптей и онучей, но такой избирательный подход к кадровому вопросу показался ей возмутительным.
– Постойте, почему это вас не устраивает мой возраст? У вас что – возрастная дискриминация?
– Вовсе нет! – возразила дама в сером. – Просто у нас в этом отделе есть только ставка молодого специалиста, а вы на молодого специалиста не тянете, у вас наверняка имеется большой опыт работы, и вы будете претендовать на соответствующую зарплату, а у нас фонд заработной платы и так превышен…
– Успокойтесь! – Надежда остановила кадровичку. – Я не претендую на ваш фонд заработной платы! Я к вам пришла вообще не по вопросу трудоустройства!
– А тогда по какому же? Здесь отдел кадров, и никакими другими вопросами я не занимаюсь.
– Я разыскиваю одну вашу сотрудницу и надеялась, что вы сможете мне помочь в этих поисках.
С этими словами Надежда достала из своей сумки блокнот и ручку, откашлялась и снова заговорила:
– Дело в том, что я пишу статью о своей родственнице, точнее – о двоюродной сестре. Ее звали Ольга Лебедева, и она работала в вашем институте.
Тут Надежда достала паспорт и положила его на стол:
– Вот, можете убедиться – я действительно ее родственница, у меня даже фамилия такая же!
Кадровичка по профессиональной привычке пролистала Надеждин паспорт и резко отодвинула его:
– Зачем вы показываете мне свой паспорт? Все равно Ольга Лебедева давно уже у нас не работает.
– Я знаю! Я прекрасно знаю, она никак не может у вас работать, потому что давно уже умерла.
– Тогда что вам от меня нужно?
– Я разыскиваю ее знакомую, можно даже сказать – подругу, Татьяну Илюшину. Она ведь тоже у вас работала?
– Илюшину? – кадровичка пристально взглянула на Надежду. – К ней вы тоже опоздали.
– То есть как это опоздала? В каком смысле опоздала? – забеспокоилась Надежда и удивленно взглянула на часы. Вроде бы еще самое начало рабочего дня…
– В самом прямом. Татьяна Илюшина тоже у нас больше не работает. И по той же самой причине, что и ваша родственница.
– То есть…
– То есть по причине смерти. Татьяна Илюшина убита несколько дней назад.
– Убита? – недоверчиво переспросила Надежда. – То есть как это – убита?
Глаза кадровички загорелись, щеки вспыхнули пятнами темного румянца. Она наверняка ощущала то особое радостное оживление, какое бывает у некоторых людей, когда они могут сообщить ближнему дурные новости.
– Ее задушили! – проговорила она, округлив глаза и доверительно понизив голос. – Представляете, в нашем городе орудует маньяк, серийный убийца, он задушил уже несколько женщин! Но я, конечно, не имею права об этом распространяться, я обещала следователю держать язык за зубами…
– Когда? – спросила Надежда. – Когда это произошло?
– Да вот буквально неделю назад, точнее – восемь дней назад! Задушили в собственном подъезде! Это маньяк, потому что был еще второй случай, я слышала там, в полиции!
«Не второй, а четвертый, – мысленно поправила Надежда, – только я тебе об этом не скажу. Но каковы эти? Сами чуть ли не подписку берут у людей, чтобы тайну следствия соблюсти, а сами треплются при открытых дверях почем зря!»
Кадровичка еще что-то говорила, перегнувшись через стол и взволнованно округлив глаза, но Надежда ее не слушала, пораженная новостью.
«Вот тебе и на!.. – думала она. – И здесь успел побывать этот злодей! И здесь он оставил свой кровавый след!»
Хозяйка кабинета все еще что-то говорила, выдумывала какие-то душераздирающие подробности убийства, но Надежда Николаевна ее не слушала, она словно смотрела немое кино. Наконец она встала и проговорила:
– Ну, раз так, мне здесь больше нечего делать. Извините, что отняла у вас время.