Когда передо мной оказалась большая тарелка яичницы с ветчиной, я накинулся на нее, словно хищник на добычу. Доев, стал потягивать лимонад из стакана, бросая, время от времени, взгляды на мужчин, собравшихся у стойки, а спустя некоторое время понял, что я им завидую. Причем не их стодолларовым костюмам, а дружескому отношению друг другу. В их репликах и жестах проскакивало нечто такое, что роднило их, словно братьев. Чем дольше я смотрел на них, тем острее становилось чувство одиночества. Отвернувшись, стал смотреть в окно. Спустя несколько минут я увидел как подъехала машина, и из нее вылез верзила Дэн. Не успел тот переступить порог, как все замолчали и повернулись к нему. Гангстер неспешно подошел к стойке и так же неторопливо выпил большую кружку пива, поставленную перед ним барменом.
– Парни, нам предстоит кое-какая работа… – только он начал говорить, как увидел предупреждающий жест бармена и последовавший за ним кивок в мою сторону. – Гм! Совсем забыл о парнишке. Мюррей сказал, что обязан ему жизнью.
Фрэнки при этих словах поперхнулся пивом и закашлялся.
– Вот тебе и фермер, Фрэнки, – укоризненно попенял ему Джек, молодой бандит, который привез меня сюда.
– Джеймс еще сказал, что этот малыш выпустил обойму в машину с итальяшками. Зацепил кого-нибудь? – этот вопрос был направлен мне.
– Одного. В руку.
– Откуда ты, парень?
На этот вопрос у меня уже давно был готов ответ.
– Аризона. Сын фермера. Ричард. Гм. Дик.
– Откуда умеешь стрелять?
– Пару раз с отцом на кроликов охотился.
– Хорошо. Сэм, – бандит обратился к бармену, – найдешь ему работу на время. Теперь иди, Дик. Придешь завтра.
Не успел я дойти до двери, как Дэн снова меня окликнул: – Погоди, парень. Подойди ко мне!
Я подошел к нему.
– Держи, – и он сунул мне в руку бумажку в двадцать долларов. – Иди.
Выйдя из бара, я медленно пошел по улице. Слишком много всего произошло со мной за столь короткое время, причем настолько быстро, что только теперь я осознал, что добился того, чего хотел.
«А еще двадцать долларов получил!».
Нащупал в кармане банкноту, и у меня вдруг появилось чувство праздника. Зайдя в первый попавшийся по дороге бар, я заказал себе двойную порцию яблочного пирога и стакан фруктовой воды, но только успел прожевать первый кусок пирога, как почувствовал легкое беспокойство: что-то не так. Не как обычно. И вдруг понял: впервые за эти месяцы я сделал заказ без подсчитывания денег в уме. Это было приятное чувство. Именно оно окончательно оттеснило в сторону остававшиеся сомнения, и я стал смотреть сквозь стекло витрины на гуляющий народ, спокойно и бездумно, как было когда-то в другом времени. Услышав через открытую настежь дверь заливистый девичий смех, я развернулся к дверному проему, но никого не обнаружив, повернулся к большому стеклянному окну, рядом с которым стоял мой столик и увидел идущих по улице двух симпатичных молоденьких девушек. Одна из них что-то сказала подруге, после чего они снова зашлись таким веселым и заразительным смехом, что я невольно улыбнулся в ответ. Девушки давно ушли, а я все сидел и улыбался неизвестно чему. Потом я гулял до тех пор, пока наступили сумерки. Центральные улицы прямо купались в разноцветном море света. Яркие буквы расхваливали содовую, конфеты, жевательную резинку «Ригли» и газировку «Уайт Рок», различные марки сигарет, автомобильные шины и зубные щетки. Рекламные плакаты, обрамленные цветными лампочками, висели на всех зданиях, иногда нависали над головами пешеходов. Среди светящейся рекламы встречались названия кинозалов, и тогда рядом с ними можно было увидеть подсвеченные афиши с именами кинозвезд, таких как Дуглас Фэрбэнкс и Мэри Пикфорд.
«Это моя жизнь и надо прожить ее так, чтобы не было потом мучительно больно за то, что когда-то упустил свой шанс. Хм! Почти как Макс Горький!».
Когда почувствовал, что устал, я снял себе номер в третьеразрядной гостинице. Несмотря на то, что уснул почти сразу, ночь не принесла мне отдыха. Тревоги, сомнения, страхи, все то, что сидело в глубине меня, вылезло наружу. Несколько раз я просыпался, вытирая липкий пот со лба, потом шел пить воду. Окончательно проснулся рано утром. Сон, навеянный душевными муками, вместо того чтобы раствориться в рассветных сумерках, остался. Встал с кровати. Подойдя к окну, стал смотреть сквозь моросящий дождь на пустую улицу, пытаясь выкинуть его из головы, но рвущая сердце картинка продолжала стоять у меня перед глазами. Отец с матерью стоят на пороге открытой двери нашей квартиры. Рвусь к ним, но что-то меня не пускает, а уже в следующее мгновение понимаю, это их взгляды. Они откуда-то знают, кем стал их сын. Взгляд отца суров и презрителен. Мама, стоящая рядом с ним, смотрит на меня с мольбой и страданием. Неожиданно дверь закрывается, и я остаюсь один. Бью по ней кулаками изо всех сил, но удары гасятся, словно попадают в мягкую подушку. Тогда я начинаю кричать. Я не виноват! Меня выбросили из моего времени, из моей жизни! Папа, мама! Я не хотел этого!
– Я не хотел этого!