Кодекс экстремала

Я выбежал на шоссе, и тотчас тяжелый удар в спину повалил меня на асфальт. Псы различались между собой по скоростным качествам, что в некоторой степени продлило мое сопротивление. Лидер – огромное чудовище в пышной светлой шубе – принялся рвать на мне куртку, когда два его собрата еще бежали к шоссе, высунув языки. Я вскочил на ноги и принялся изо всех сил бить ногой по мягкому телу пса, закрывая руками лицо, и все-таки волкодав несколько раз ткнулся горячей мокрой пастью мне в затылок. Его мощная челюсть смыкалась у моего лица, слюна брызгала, как кипящее масло на сковородке. В очередном прыжке зверь вцепился в ткань куртки под мышкой; рванув руку, я буквально оторвал его от земли. Первый раз я ударил слабо, и моя нога лишь скользнула по шерсти, зато второй раз попал ногой точно в мягкий розовый овал живота. Не разжимая зубов, пес взвыл, заскулил, и я бы ударил в третий раз, но в это мгновение второй волкодав вцепился мертвой хваткой в правую ногу. Этот был помельче размером, но такой же свирепый и храбрый, как и вожак. Теперь настала моя очередь взвыть от боли. Мне казалось, что моя нога попала в капкан. Не разжимая челюстей, псина все глубже вонзала зубы в мякоть ноги. Боль придала мне сил, и я, дернув плечом, словно бил молотом по наковальне, обрушил вожака, висящего под мышкой, на асфальт. Тот наконец разжал зубы, но лишь на мгновение, чтобы глотнуть воздуха; спасая свой авторитет, вожак отскочил назад для разбега, подался вперед и прыгнул вверх, намереваясь схватить меня за лицо, но промахнулся, щелкнул зубами, кусая воздух, и схлопотал обычный боксерский апперкот под нижнюю челюсть – туда, где под мягкой густой шерстью пульсировала артерия.

Вожак издал какой-то сдавленный звук, словно подавился водкой, упал на широко расставленные лапы и, мотая большой треугольной головой, стал прицеливаться на мою левую ногу. «Один уже отпрыгался», – подумал я, правда, без особого облегчения, потому что обе мои ноги по-прежнему оставались в зубах зверей. Наконец вожак схватил меня чуть ниже колена и поджал лапы, притягивая меня к земле всем своим весом. Едва я, воя дурным голосом от боли, наклонился, чтобы вогнать палец в черный глаз вожака, как один из псов освободил ногу, вскинул башку и вцепился мне в локоть.

Я проигрывал. Силы быстро покидали меня, и я уже не мог оторвать пса, вцепившегося мне в руку, от земли. Третий, самый мелкий волкодав держал меня за штанину и, пятясь назад, пытался стащить с шоссе. Уподобляясь своим врагам, я рычал, оскалив зубы, и, если бы смог достать, непременно вонзил бы их в мягкую шерсть, чтобы потом перегрызть кожу и достать до артерии.

Меня шатало из стороны в сторону. Я изо всех сил старался оставаться посредине шоссе, будто на обочине или лугу терял последние шансы на спасение. Пока еще свободная и здоровая левая рука маятником ходила по собачьим спинам и головам, но одуревшие от вкуса крови и предчувствия близкой победы псы не обращали на это внимания.

Мой крик становился все громче, и вдруг он превратился в дикий хохот. Я смеялся со слезами, смеялся от боли и обиды на абсурдность ситуации. Три пса глубокой ночью на пустынной дороге учинили расправу над человеком, которому по своему предназначению должны были служить верой и правдой.

Не в силах больше сопротивляться и терпеть боль, я упал на колени, стараясь подмять под себя вожака, но он успел выскочить и, приближая финал, прыгнул на меня, распарывая клыком кожу на затылке.

Неожиданно в глаза ударил яркий свет; мне показалось, что от моего крика и собачьего рыка на нас свалилась луна. Через мгновение я различил звук мотора и, ослепленный, догадался, что ползаю вместе с прицепленными ко мне псами у колес какого-то автомобиля. Хлопнули один за другим два выстрела, и я сразу почувствовал облегчение – острая боль в ногах и руке стремительно угасала. Мои мохнатые палачи в один голос заскулили, вожак упал на спину, задергал лапами, размазывая вишневое пятно по белой шерсти, и быстро затих. Вторая псина, припадая на переднюю лапу, поскуливая, торопилась к обочине, но на самом краю асфальтового полотна упала на бок и стала делать странные движения головой, будто следила за летающей вокруг носа пчелой.

Я ждал третьего выстрела. Не знаю почему, но я решил, что третья пуля предназначалась мне.

– Ты жив, Кирилл?! – закричал кто-то над самым ухом. – Кто на тебя натравил собак? Где они?

Наконец я различил в свете фар знакомый профиль Володи Кныша. Лейтенант пытался поднять меня на ноги. Я мог встать и без его помощи, но не сразу сообразил, зачем он просунул руки мне под мышки и дергает вверх, причиняя боль.

К притихшему вожаку подошел незнакомый мне милиционер в бронежилете и с автоматом, склонился над трупом, толкнул ногой.

– Бывают же такие чудовища, – сказал он. – Медведя шутя завалят. Но что интересно – все с ошейниками.

– Не знаю, как насчет медведей, – ответил я, рассматривая рану на локте, – но если бы вы опоздали минут на десять…

Кныш положил мне руку на спину, подвел ближе к фарам.

– Подкидываешь ты нам вводные, – проворчал он. – Где они?