Кодекс экстремала

Откуда-то из-за кустов заструилось тихое пение виолончели, и я вздрогнул от неожиданности. К ней присоединились флейта, скрипки. Рядом с гробом камерный оркестр играл «вживую» Вивальди. Музыка вызвала новую волну эмоций, и многие женщины стали плакать навзрыд. Мужики в синих халатах принялись за работу. Они протянули под гробом широкие брезентовые ленты, подняли его и, встав по краям, стали опускать гроб в яму. Мужчина с тонкими усиками первым наклонился, поднял горсть земли и кинул ее вниз. За ним – красноречивый оратор, затем – учительница, моложавые мужчины в строгих костюмах, а следом за ними – все остальные. Похоронная команда энергично работала лопатами, засыпая могилу. Скрипки и виолончель надрывались все сильнее, поднимаясь до самых пронзительных нот. Загорелый мужчина, который выступал первым, в сопровождении качков быстро подошел к одной из машин и сел в кабину. «Волга» беззвучно покатилась по дорожке к выходу. Милиция принялась теснить толпу.

Мужики ваяли лопатами могильный холм, утюжили его сверху, подравнивали края. У них получалось очень хорошо.

– Давай! – с хрипотцой сказал один из них, взял у меня венок и вогнал его опорные ветви в мягкий грунт. Я стал ему помогать, расправляя ленточки, чтобы было видно надпись. Пожилая учительница медленно брела по дорожке вниз. Кто-то чуть не придавил меня венком «От благодарных вкладчиков-симферопольцев». Я старался не потерять учительницу из виду. У главного входа что-то произошло. «Волга» беспрерывно сигналила и медленно откатывалась назад. Милиционеры, стоящие в заслоне, взялись за руки. Над головами толпы замельтешили руки со сжатыми кулаками.

Я увернулся от очередного венка и вышел на дорожку. Кроссовки и джинсы до колен были выпачканы в глине, но отряхивать их не было времени. Я догнал учительницу и взял ее под руку.

– Простите меня, – сказал я, встретив ее встревоженный взгляд. – Я был очень тронут вашим выступлением. Не знаю, к месту ли сейчас моя просьба, но мне очень хочется больше узнать об Эльвире.

Женщина прикрыла глаза и молча покачала головой.

– Не сейчас, – едва слышно произнесла она. – Я не могу. У меня просто нет сил.

– Но где я смогу вас найти потом?

– Вы из газеты?

Я кивнул.

– Обязательно напишите об Эльвире… Вы правы, эта девочка заслуживает того, чтобы о ней знали все. Напишите о ее замечательных качествах, о ее человеколюбии. Слышите? О человеколюбии! Вы, газетчики, совсем уже не пишете на эту тему… Я учитель русского языка и литературы, меня зовут Наталья Ивановна. Вы можете найти меня в двадцать третьей школе. Но потом – когда в школе начнутся занятия.

Снизу донеслись крики, свист. Машина словно попала в бурный водоворот. Толпа обступила ее со всех сторон, многие били кулаками по бортам, стеклам и крыше. В руках милиционеров замелькали резиновые дубинки. Толпа закачалась и взорвалась криком. Вокруг милиционеров образовался вакуум. Люди кинулись во все стороны. У ворот началась давка.

Я опять взял учительницу под руку и повел ее в другую сторону.

– Там вы не выйдете, – сказал я. – Идемте через боковой вход.

«Убийцы! Убийцы!» – скандировала толпа. Милиционеры от обороны перешли в наступление. Замелькали над головами дубинки. Второй волной толпа хлынула к шоссе. Милиционеры выхватывали из толпы самых медлительных, сбивали их с ног и обрушивали на возмутителей кладбищенского спокойствия град ударов. Черная «Волга» наконец смогла вырваться из плена, вырулила на полосу и с воем сирены помчалась в город. Брызгая вспышками света, к воротам кладбища неслись несколько милицейских «уазиков». Митингующие кидали плакаты и транспаранты, толкали друг друга и бежали прочь, спасаясь от преследования. Одна милицейская машина, уже битком набитая бунтовщиками, понеслась в сторону города.

– Господи, что же они делают! – прошептала учительница, оглядываясь назад. Я старался увести ее от места побоища как можно дальше, но женщина все время останавливалась и поворачивала голову. – Посмотрите, посмотрите!.. Сначала убили девочку, а теперь избивают людей, которые так ей верили!.. Нет, я уже давно не верю нашей власти. Я никому уже не верю. Была у меня только Эльвирочка, так и ее душегубы убили.

– Вы тоже вкладывали деньги в «Милосердие»?

– А как же! Конечно, конечно. Никогда, ничего и никуда не вкладывала, а в «Милосердие» – сам бог велел. Я знала, что Эльвирочка не обманет свою учительницу. А видите, как жестоко поступили с ней?

Омоновцы быстро расчищали подступы к главному входу, крики тающей прямо на глазах толпы становились все слабее и слабее, и над кладбищем снова поплыла музыка Вивальди. Мы с учительницей дошли до бокового выхода, с которого уже сняли оцепление, а оттуда – до автобусной остановки.

* * *

Леша, что меня приятно удивило, ровно в одиннадцать тридцать стоял под башенными часами железнодорожного вокзала – в том месте и в то время, которые я указал в записке.

– Ты исправляешься, – сказал я ему, пожимая руку.

– Ну, рассказывай! – нетерпеливо проговорил Леша. – Народ только и обсуждает похороны. Говорят, там даже было небольшое побоище?