Кодекс экстремала

– Анестезиологов, видите ли, не хватает в больнице, – ворчал Леша. – И по этой причине я должен разорваться на части и безвылазно сидеть в операционной. Пришлось ему напомнить, что я тоже человек и тоже нуждаюсь в отдыхе.

Мы сидели в тени виноградника, во дворе моей дачи, и перебирали сливы в большом тазу. Леша намеревался приготовить безумно вкусную наливку по особому староверческому рецепту.

– Ты знаешь, что такое пятнадцать операций в неделю? – спросил он, заливая сливы холодной водой и опуская в таз руки. – А срочные вызовы по ночам?

– Ты сам выбрал эту работу, – ответил я. – Теперь не жалуйся.

– Ты прав, я сам ее выбрал. И я люблю свою работу, как ты, допустим, любишь нырять за крабами. Но если тебя заставить заниматься этим делом сутки подряд, то скоро только при одном упоминании о крабах у тебя будет трястись голова… Так, придерживай крышку, будем сливать воду… Во всем, старина, надо знать меру. Во всем, кроме любви.

– Вот как? А ты, оказывается, сердцеед.

– В любви себя надо отдавать до конца, – продолжал Леша, не отреагировав на мое замечание. – Будто прыгаешь с парашютом: сделал шаг – и уже весь во власти силы притяжения… Хорошо. Теперь засыпаем сахаром. На килограмм слив – полкило сахара… Понимаешь? Невозможно лететь в свободном падении немножко. Можно либо лететь, либо не лететь. Так же нелепо и смешно любить немножко. Это нонсенс. Любовь либо есть, либо ее нет.

– У тебя есть дама сердца, Леша?

Леша призадумался, словно не мог сразу вспомнить, есть ли у него любимая женщина.

– Да, – ответил он, но как-то нерешительно. – У меня есть, как ты выразился, дама сердца.

– Что ж, в таком случае ей можно позавидовать. Но почему ты здесь один? Почему без нее?

– Почему? – эхом отозвался Леша, и я понял, что сейчас он ответит не так, как думает. – Потому что есть проблемы.

Я думал, что он имеет в виду Анну.

– Она занята?

– М-м-м… В общем-то, нет. Но пока и не свободна.

– И ты любишь ее, словно паришь в свободном падении?

– Кажется, ты намекаешь мне на Анну, – разгадал он мои мысли. – Но Анна – всего лишь сиюминутное увлечение, пляжный роман. А вот женщину моего сердца я люблю безумно, люблю еще со школы. Ни одна женщина не имела надо мной такой власти, как она.

– Вы учились в одном классе?

– Да.

– И, конечно, сидели за одной партой?

Леша отрицательно покачал головой.

– Увы! В то время я не нравился ей и она сидела с другим мальчиком.

– Но в один прекрасный день ты набил ему фейс, и она полюбила тебя, – выдал я и тотчас прикусил себе язык. Кажется, я едва не задел чувств Леши.

– Нет, – ответил он. – Никому я ничего не бил. И вообще я не отличался особой силой среди одноклассников. У меня были другие качества, которые она оценила.

– Интересно, что ты имеешь в виду?

– Если я ставлю перед собой цель, я иду к ней, как танк. Тогда, в школе, я поставил себе цель: добиться этой девушки во что бы то ни стало. И шел вперед, и таранил все препятствия… Хватит сахара. Теперь немножко подавим все это деревянной колотушкой. Можно чистыми руками – так даже лучше, не повредим косточки… Она сразу после школы вышла замуж. Я терпеливо ждал, когда она бросит своего мужа. Она собралась навсегда уехать за границу – я убедил ее не торопиться. Она в порыве эмоций кричала, что ненавидит меня, – я прощал ей и в ответ говорил слова любви.

– Я тебя зауважал, Леша.

Он кивнул, принимая мой комплимент.

– А во всем остальном нужна мера. В том числе и в работе. Никогда в своем деле не следует проявлять излишнее усердие. Это вредно для нервной системы.

– Кажется, ты сейчас переусердствуешь и продавишь дно таза.

– Это тебе всего лишь кажется. – Он поднял руки, выпачканные в сливовом соке, сиреневые до локтей, посмотрел на них, растопырив пальцы, и произнес: – М-да, ужас… Полей-ка мне, пожалуйста.

Мы вышли в палисадник. Я стал лить Леше на руки. Он брызгался, растирая воду по рукам, а потом стал вычищать коричневое из-под ногтей. Мне вдруг стало не по себе. Я вспомнил, как точно так же вымывал кровь Милосердовой.

– Почему не рассказываешь: нашел хозяйку «фенечки» или нет? – спросил он, тщательно вытирая руки полотенцем.

Я вкратце поведал ему о своей встрече с бомжем.

– Значит, мадам упорхнула вместе со своим любовником? Кстати, этот алкаш не запомнил в лицо любовника?

– Говорит, похож на меня.

Леша довольно странно пошутил:

– Так, может быть, ты и есть любовник той девушки?

– Да, это я и есть, – в тон Леше ответил я и достал из кармана завернутый в газетный обрывок кусочек стекла от ампулы. – Посмотри-ка на эту штучку. Тебе, как врачу, проще определить, что это.

Леша долго смотрел на кусочек стекла, лежащий у него на ладони.

– Омнопол, – словно раздумывая вслух, произнес он. – Если, конечно, я не ошибаюсь… Надо уточнить, чтобы избежать ошибки. Омнопол, старина, – лекарство строгого учета. Но надо уточнить… Я оставлю это пока у себя?

– Конечно, – кивнул я. – Можешь даже отвезти в Симферополь и показать всем своим коллегам.