А при слове «комитет» все как один повторяли действия первой опрошенной. Отчаянно махали руками, шептали молитвы и спешно ретировались. Однако Коля все-таки заметил, что махали они в одном и том же направлении, и решил направиться в указанную сторону.
Вскоре он выбрался в более оживленные кварталы, на радостях прибавил шагу и, вероятно, проскочил бы мимо резиденции, если бы не столкнулся с Бан-Зайцлем. Сенешаль взволнованно ходил взад-вперед перед воротами представительства и, занятый своими мрачными мыслями, не глядел по сторонам. Коля же, напротив, глядел, но в основном на дома, а не на прохожих. Поэтому столкновение сопровождалось шумом и разрушениями. И хорошо, что Коля соблюдал требования инструкции – в населенных пунктах обязательно блокировать спусковую кнопку бластера. Иначе разрушения оказались бы куда масштабнее.
На этот раз Коля не стал сдерживаться, а выплеснул на сбитого с ног прохожего все, что накопилось в его душе за время безумной гонки по городским улицам. И кулон-переводчик беспомощно умолк где-то в первой трети выступления. Каковое обстоятельство позволило сенешалю, уже поднявшемуся с мостовой, вставить пару слов от себя.
– Здравствуйте, господин Коля!
– А-а, Бан-Зайцль! – немного разочарованно протянул Коля, узнав пострадавшего. – Что вы здесь делаете? А мне сказали, что вы вместе с королем ушли.
– Так оно и есть, господин Коля, – подтвердил сенешаль. – Но его величество приказал мне ждать за воротами.
– Значит, он там? – обрадовался Коля. – Мне срочно нужно с ним поговорить.
И бравый космонавт, переложив бластер в левую руку, правой схватился за массивную скобу на воротах.
– Подождите, господин Коля, – забеспокоился Бан-Зайцль, – туда нельзя…
Он хотел добавить «с оружием», но землянин находился в слишком взвинченном состоянии, чтобы долго слушать собеседника или обращать внимание на необычный пейзаж за воротами.
– Да что ж такое у вас творится – это нельзя, то не положено! – возмутился он и шагнул в красиво переливающееся в лучах солнца малиновое облачко…
Форменный комбинезон выдержал прямой разряд молнии, да и сам Коля отделался кратковременной потерей зрения и легким обмороком. А вот бластер за инвентарным номером 138-2-12 восстановлению не подлежал. Проще говоря, расплавился прямо в руках у космонавта. Вернее, в термо-, гидро-, вибро– и электрозащитных перчатках, без которых инструкция запрещает браться за бластер. Но теперь уже и в них браться было не за что.
Впрочем, судьба казенного имущества никого в том момент не интересовала. Коля пока просто не был способен к абстрактному мышлению. Король радовался уже тому, что гость остался в живых. А Барин сын Ларина, брезгливо отодвинувшись в сторону от пахнущего жжёным пластиком землянина, равнодушно произнес:
– А вот и первый кандидат на допрос.
Подчиненные Барина, сына Ларина приступили к следствию с обычным для гномов энтузиазмом. Носилки с Колей принесли прямо в комнату для допросов, но тут произошла легкая заминка. Подозреваемый все еще не пришел в себя, да и сам представитель Комитета задержался во дворце. Вот гномы и решили немного прибраться в комнате. Хозяин любил порядок и чистоту. А поскольку наводить лоск можно бесконечно, у Коли появилась возможность не только вернуться в сознание, но и незаметно для окружающих осмотреть кабинет.
Обставлен он был так, как и положено уважающему себя кабинету. Почти половину помещения размером приблизительно пятнадцать на десять метров занимал внушительный деревянный стол, на поверхности которого без труда удалось бы сыграть не только в пинг-понг, но и в большой теннис. Дальше у окна располагалось тоже весьма впечатляющее резное кресло, отличающееся от трона разве что названием. С десяток совершенно обычных, даже слишком приземистых стульев скромно ютились вдоль стен комнаты. Место традиционной кадки с фикусом занимала подставка с крупным кристаллом какого-то минерала, переливающимся на солнце сине-зелеными блестками.
А на стене над хозяйским креслом висел портрет. Монументальное полотно, изображающее четырех существ, и символизирующее, по-видимому, дружбу народов планеты. Во всяком случае, гном и джинн, расположившиеся в центре композиции, улыбались вполне искренне и излучали довольство собой и своими соседями. Как это нередко случается с парадными портретами, художнику удалось передать нюансы, которые сами герои предпочли бы скрыть от посторонних глаз. Стоящий справа человек, чертами лица напоминающий короля Чисбура, наоборот, казался чем-то расстроенным, и улыбка у него получилась какая-то вымученная.