Кодекс чести

– Конечно, – улыбнулся Вяземский. – О призах сказать сразу, или отложим эту приятную миссию до того, как они будут распределены?

– Сейчас, сейчас! – раздались голоса из зала.

– Действительно, когда призы будут объявлены, сразу же появятся желающие купить больше билетов, – сообщил мэр. – Но тираж, увы, разошелся… И тем не менее сообщаю: в канун праздника мы зафрахтовали самолет, который сейчас ждет пассажиров в аэропорту. Через несколько часов, а именно – в пять утра, он чартерным рейсом вылетит в Константинополь – и вернется в четыре часа дня по московскому времени. В Константинополе желающие смогут посетить собор Святой Софии, погулять по праздничному городу. На каждый выигравший билет полагаются два места в самолете. Приехать в аэропорт, естественно, нужно заранее.

– Как я хочу посетить вашу третью столицу! – шепнула мне на ухо Дженни. – Вот бы выиграть!

По всей видимости, выигрыш понравился не только ей – люди в зале загомонили. Какая-то молодая дама почти в полный голос заявила своему кавалеру: «А ты пожалел лишние двадцать пять рублей!» Соседи смущенно отвернулись, постарались не заметить выяснения отношений, которое их не касалось.

– Наши шансы – четыре к десяти, – заметил я. – Каждый десятый билет выигрывает, у нас их четыре. Вероятность неплохая, но, увы, меньше половины. Так что, если очень захочешь, мы слетаем в Константинополь за свой счет. Билет на самолет туда и обратно, кажется, стоит около тридцати рублей.

– Я верю, что нам повезет!

– Посмотрим.

Распорядитель раскрутил барабан. Бумажки заметались внутри, перемешиваясь. Мэр собственноручно остановил барабан, вытащил первую бумажку – она оказалась зеленой – и провозгласил:

– Девяносто один.

Бурного проявления радости в зале заметно не было – выигравший хранил инкогнито или не помнил номер своего билета.

– Наши шансы упали, – грустно сообщила Дженни.

– Немного.

– Нет, прилично… Ведь он вытащил зеленую бумажку. Вероятность того, что и следующая будет зеленой, очень невелика.

– Совсем нет. Вероятность появления билета любого цвета – одна четвертая. Ведь там по сто билетов каждого цвета, а выбор предыдущего билета совершенно никак не сказывается на выборе последующего. Это случайные процессы. Ну, если быть точным, зеленых билетов осталось девяносто девять, а остальных – по сто. Но такая разница при расчетах практически неразличима.

Дженни смущенно улыбнулась:

– Хоть я и социолог, расчеты никогда не были моей сильной стороной. Обычно я работаю на качественном уровне.

– Триста двадцать семь, – объявил мэр, вынимая из барабана красный билет.

Девушка из зала захлопала в ладоши. Некоторые пожилые женщины покосились на нее с неодобрением. Я не видел в проявлении эмоций ничего плохого, но наши солидные матроны, очевидно, считали иначе.

– Сто двадцать пять. Сто двадцать восемь.

Если бы номера вытаскивал не мэр города, наверняка раздались бы крики: «Лучше мешай, шляпа!»

– Триста восемьдесят один. Пять. Девяносто один.

– Одни зеленые, и ни одного нашего, – мрачно прокомментировала Дженни.

– Двести одиннадцать. Семнадцать. Сто шестьдесят четыре.

Кто-то уже звонил домой по мобильному телефону – сказать, что до завтрашнего вечера не вернется, отдать распоряжения прислуге или детям.

– Восемьдесят. – Игнат Иванович вытащил еще одну зеленую бумажку.

– Наша! – прошептала Гвиневера. Глаза ее лучились счастьем.

– Вот и отлично. – Я тоже обрадовался.

– Поедем домой? Надо переодеться.

В самом деле, ходить в вечернем платье по Константинополю днем – дурной вкус. Да и я бы надел что-то более практичное, чем смокинг.

– Дождемся окончания лотереи. К тому же лотерейные билеты, наверное, надо обменять на билеты на самолет.

– Ты надеешься, что выпадет еще один наш номер? Что мы тогда будем с ним делать?

– Возьмем с собой Дорофеевых. Они будут рады. Продавать выигрышный билет благотворительной лотереи по спекулятивной цене вряд ли достойно.

Дженни, казалось, на мгновение задумалась, а может, мне показалось – прагматичный подход американцев к жизни россияне зачастую судят чересчур строго. Но нам не пришлось преодолевать искушение – ни один из наших номеров больше не выиграл. И самим Дорофеевым тоже не повезло.

На выходе из Дома офицеров – мы решили отправиться домой сразу, не дожидаясь окончания приема, – я увидел человека в глухом плаще и шляпе, который подходил ко всем покидающим бал и что-то спрашивал у них. Я решил, что это журналист, и удивился, почему все отрицательно качают головой, отказываясь с ним общаться. Неужели трудно уделить человеку пять минут? При виде нас «журналист» отчего-то не только не задал вопроса, но еще и шарахнулся в сторону. Наверное, он был просто сумасшедшим. Оглянувшись, я заметил, что он перестал приставать к прохожим и общается с кем-то по мобильному телефону.