Кодекс чести

Антона Ивановича мои антипатриотические речи возмутили, он вспылил и разразился длинной тирадой, главный смысл которой, в переводе на современный язык, был в том, что молодежь совершенно потеряла совесть, у нее в душе не осталось ничего святого, только цинизм и позерство,

Я слушал его гневные речи, откровенно посмеиваясь. Предок был почти мой ровесник по биологическому возрасту, и его родительские нотации сверстнику были просто забавны.

Впрочем, подозреваю, что Антона Ивановича обидела не столько моя дикая для его времени пацифистская позиция, сколько пренебрежение учебника истории к его эпохе. Наивные предки еще не знали, что чем меньше во время их жизни случается великих исторических событий, тем легче и лучше живется людям.

Так, за разговорами о глобальных событиях мировой истории, мы медленно приближались к Санкт-Петербургу. На последнем пятидесятиверстном переходе у нас случилась непредвиденная задержка: во время дневного кормления лошадей пропал один из кучеров.

Началась обычная кутерьма, с дурацкими вопросами и предположениями. Мужики костерили своего пропавшего товарища, плели невесть что, пытаясь, как мне показалось, выслужиться перед барином. Однако всё кончилось благополучно, оказалось, что кучер, просто никого не предупредив, ушел в ближайшее село пропить пятачок. Тем не менее, мы опоздали с въездом в город до объявленного императором часа отбоя и вынуждены были ночевать в Царском Селе.

Я когда-то был в нем на экскурсии — посещал Царскосельский лицей, ставший музеем Пушкина, но то ли плохо запомнил этот городок, то ли он совсем переменился за два века — ни одно здание не показалось мне даже отдаленно знакомым.

Остановились мы на скромном постоялом дворе и, наскоро поужинав, утомленные жаркой, монотонной дорогой, завалились спать.

Мы с предком устроились в «дворянской» половине, слуги, в том числе Иван, в общей людской. Нам с Антоном Ивановичем досталась маленькая грязноватая комнатка с двумя кроватями.

Ночь была светлой и душной. Знаменитые белые ночи только что кончились, но пока темнело не больше, чем на час.

Я уснул сразу же, как только лег, и проснулся в два часа ночи мокрым от пота, с тяжелой головой. На соседней кровати богатырски храпел Антон Иванович, выводя сложные звучные рулады. Я с полчаса промучился, не сумел снова заснуть, встал и вышел в общую гостиную.

— Что, сударь, не спится? — окликнул меня какой-то человек, одетый в наглухо застегнутый зеленый сюртук.

Я оглянулся на голос. У зеленого были седые или белесые бакенбарды и короткий парик. Он скромно сидел на потертом диване, сложив руки на коленях.

— Да, знаете ли, немного душно, — вежливо ответил я.

— Ночи нынче на удивление теплые, а после грозы еще и парит, — начал незнакомец неинтересный дежурный разговор.

Я кивнул, полностью соглашаясь с ним, и хотел пройти мимо, но он поспешно встал и учтиво поинтересовался:

— Вы, я вижу, желаете пройтись?

— Да, — кратко и не очень любезно ответил я.

— Не сочтите за навязчивость, если вы не против, я составлю вам компанию.

— Буду весьма польщен, — сухо сказал я.

Мы вышли на улицу. Светлое небо низко висело над головой. Подсвеченные невидимым солнцем узкие, длинные облака перечерчивали его розовыми штрихами.

Я довольно равнодушно смотрел на эту странную, нереальную красивость, тяготясь незванным попутчиком. Что-то меня в нем раздражало.

— Изволите следовать в столицу? — задал он дурацкий в своей очевидности вопрос.

— Да, в столицу.

У меня болела голова, и я не был склонен вести пустую светскую беседу.

— А я вот возвращаюсь из Питера. Ездил, знаете ли, по делам, да вот, не солоно хлебавши, возвращаюсь.

Я кивнул и не задал предполагавшийся вопрос, чтобы не нарваться на длинный рассказ о том, какие коварные силы и люди помешали незнакомцу решить свои проблемы.

— Вы, как я вижу, не склонны к пустым разговорам, — безо всякой обиды прокомментировал попутчик мою сдержанную реакцию.

— Голова, знаете ли, болит, — полуоправдываясь, сказал я.

— Это дело поправимое, — оживившись, сказал человек и, придвинувшись ко мне почти вплотную, сделал несколько широких движений руками над моей головой. Мне стало как бы легче.

— Э, да вы экстрасенс! — непроизвольно оценил я его действие.

— Есть немного, — довольно посмеиваясь, согласился зеленый и вдруг, будто споткнувшись, отступил в сторону и уставился на меня тревожными глазами. — Как вы меня назвали?

— Экстрасенсом, — после секундной запинки ответил я.

— Откуда вы знаете это слово?

— Мало ли что я знаю, слово как слово. Оно часто встречается, читал статьи в «Науке и жизни»…

— Голубчик! — срывающимся шепотом, воровато оглядываясь по сторонам, зашипел целитель. — Так вы тоже из Союза?

— Какого Союза? — переспросил я, не сразу поняв, что он имеет в виду. — Союза городов?

— Из Союза Советских Социалистических Республик! — вскричал зеленый.

— Из России, Союза больше нет, — машинально поправил я. — Вы хотите сказать, что попали сюда из того времени?