– Идемте, идемте, господа. – Сертан подхватил Монтейна под локоток и повел к двери. – Кали прав, ему надо привести в порядок мысли и тело.
– Ты тут сам разберешься? – спросил он Кали, прежде чем закрыть дверь.
– Разберусь, разберусь, – пробубнил уже не видимый Монтейну Кали. – Ты насчет кофе лучше распорядись.
Сертан закрыл дверь и, проворчав что-то о неблагодарной молодежи, готовой выгнать своего наставника из его же собственной ванной, пошел распоряжаться.
Гиеди по-хозяйски опустился в ближайшее кресло. На Монтейна он теперь не обращал никакого внимания. И это было хорошо: обратись сейчас к нему Гиеди – и это могло бы кончиться печально. Потому что Монтейн не знал, что ему теперь делать и как вести себя. Слишком неожиданно все случилось, к этой встрече он был не готов. Кровь стучала в голове, гася всевозможные трезвые мысли, которые всплывали в извилинах и тут же исчезали, заглушаемые биением пульса. Он себя чувствовал, пожалуй, так же, как чувствовал себя неоклемавшийся еще Кали: болван болваном.
Наконец – и к счастью – вернулся Сертан. С легким удивлением глянув на Монтейна, который в затруднении повернулся спиной к комнате и старательно делал вид, что изучает полотно фривольного содержания, он поставил на стол большой поднос.
– Ну вот, – сообщил удовлетворенно хозяин помещения. – Кажется, все в порядке. – Он вновь глянул на Монтейна, который никак не отреагировал, и повернулся к Гиеди: – Алиот, так что там насчет женитьбы Беруджи? И вообще, как понимать твое «вот он где»? Ты что, специально разыскивал Кали?
– Именно так, – усмехнулся Гиеди. – Два часа назад ко мне явился нарочный с запиской от начальства, в которой мне поручалось проследить за нашим общим другом. Во избежание каких-либо инцидентов. Я, видимо, несколько… хм… запоздал, но пришел вовремя, кажется.
Сертан приподнял бровь.
– Хм. Я не спрашиваю, откуда в ОТК узнали о женитьбе нашего друга: ОТК обязано знать всё обо всех. Но какие инциденты ожидаются от Кали по такому случаю?
– Неожиданные, – промолвил Гиеди.
– Так… – протянул Сертан. – Начнем сначала. Эксцессы всегда сопровождают женитьбу Беруджи?
– А, ты не в курсе, – махнул рукой Гиеди. – У Беруджи всё не как у людей. Начать с того, что в свое время один из Беруджи женился на красавице Алиенуаре, которая к тому же была дочерью Ахи.
– Ну, это легенды… – возразил Сертан.
– Для кого легенды, а для кого и родословная, – сказал Кали, появляясь на пороге ванной. Он был в халате и каких-то шлепанцах, в остальном выглядел более-менее нормально.
– Ты, значит, потомок Ахи? – спросил его Сертан.
– Нет, – ответил тот. – Та ветвь Беруджи закончилась внучкой Алиенуары. Вернее, нельзя сказать, что закончилась, потому что Маури Менкалинан вышла замуж за Тевира. В общем, потомки Алиенуары – это Тевиры. Но заклятье бьет, по своей подлости, не по Тевирам, а по Беруджи, которые к Алиенуаре не имеют никакого родственного отношения. Мы произошли от второй жены того Беруджи, что первым браком был женат на Алиенуаре.
– Но все же…
Гиеди продолжал, словно не заметив реплики:
– Тот Беруджи, что женился на Алиенуаре, был, мягко говоря, ветреником. В общем, мимо любой юбки спокойно пройти не мог. Вот прелестная дама и воспользовалась своими способностями и наложила заклятье на мужа: чтобы кроме нее – ни-ни.
– И?
– К сожалению, на детях гениев природа, как ты знаешь, отдыхает. Или, в нашем случае, к счастью, а то натворила бы она в Империи дел похлеще папаши, – улыбнулся Гиеди. – Короче говоря, когда холостой Беруджи – или Менкалинан, это несущественно, любой Беруджи из основной линии подойдет – находит свою половину, его как громом поражает и любить он может ее и только ее. Пока смерть не разлучит их.
Кали устало опустился на диван и вновь пригорюнился.
– Когда она сказала «Нет!», мне так больно вот здесь стало… – Он прижал руку с полотенцем к голой груди, покрытой гусиной кожей. – Пусто. Тоскливо. И вдруг как шарахнет! Молнией, огнем… Ох… Почудилось, что на меня настоящее пламя упало! – Кали медленно покачал головой, вспоминая. – Я… Да что говорить… Я как контуженный стоял. Боялся, что она бросит меня и уйдет. Просто уйдет – и ВСЕ. – Он перевел тоскливый взгляд на Монтейна, уже осознавая, что тот его не поймет, затем – на Сертана, который хотя и сочувствовал Кали, но как-то легковесно, потом – на Гиеди: тот хотя бы понимал, что такое любовь, потому что сам сейчас болел этой болезнью. – Она сказала «Нет»! – воскликнул он с отчаянием. – Она не хочет быть со мной! Она меня не любит! Она дерзит и смеется надо мной!
– Тогда не все потеряно, – утешил его опытный Сертан. – Вот если бы она смотрела сквозь тебя равнодушным взглядом…
– Ты думаешь? – с надеждой спросил Кали.
– Ох, Кали… – протянул Сертан и быстрым движением потрепал мокрую голову друга. – Люблю я тебя, дурака. – Он двумя руками отодвинул от себя Кали и проговорил почти ласково: – Не кручинься, как-нибудь устроится. Не впервой, прорвемся! А ты чего там жмешься, Монтейн, картины мои изучаешь? Иди к нам!