— Наверно, не так много, как следовало бы. — Эдвард, прижав костяшки пальцев ко рту, подавил зевок. Было восемь тридцать следующего утра, то есть очень рано по его теперешнему графику. Щурясь на свой омлет с помидорами и базиликом, он ковырнул его вилкой. Джозеф Фабрикант, которому надоело разыскивать его через посредничество Зефа, застал его врасплох, позвонив домой, и прямо-таки силком пригласил завтракать. Теперь Эдвард видел напротив его симметричные черты, смутно памятные по дремотным аудиториям, по снежным дорожкам кампуса и по какой-то пивной вечеринке — он тогда ушел с самой красивой девчонкой. Фабрикант естественным образом вписывался в любой круг, в то время как Эдвард по-настоящему никуда не вписывался. Утреннее солнце вливалось в большие окна и освещало его в самых выгодных ракурсах — высокого, красивого, успешного, белокурого, неотразимо-демонического. — Ну а ты что знаешь о них?
— То, что мне удалось узнать, — сказал Фабрикант, — то есть чертовски мало.
В ресторане, заполненном наполовину, сидели в основном бизнесмены и вдовствующие дамы Верхнего Ист-Сайда, по двое и трое. Дорогостоящая акустика глушила разговоры и стук тяжелого столового серебра. Запас колледжевских сплетен они уже истощили — пришлось перейти к делу.
— Я знаю следующее, — сказал Эдвард. — Они богаты, у них много старинных книг, но до комплекта кое-чего не хватает.
Фабрикант не засмеялся. Его густые желтые брови сосредоточенно сошлись, на квадратной челюсти обозначились желваки. Интересно, есть ли у него вообще чувство юмора?
Эдвард заказал к омлету коктейль «мимоза», хорошо понимая, что этот напиток совершенно не подходит для привычного завтрака. Ясно, зачем Фабрикант пригласил его. Оба они принадлежали к молодым финансовым звездам Нью-Йорка и были знакомы лично, хотя и не близко. Далее должен последовать обычный ритуал: доброжелательный обмен умеренно конфиденциальной информацией между уважающими друг друга соперниками, ничего криминального, просто бизнес, одна из священных традиций братства финансистов. Информация в наши дни течет как вода, и даже лучшие сантехники не могут не замочить рук.
Но как раз с информацией у Эдварда обстояло неважно, как относительно рынка (помоги ему Боже, если Фабрикант заговорит о лондонских процентных ставках, он уже неделю не интересовался ими), так и насчет тех туманных сфер, где обитали герцог и герцогиня. Если то, что говорил Зеф, правда и Фабрикант действительно хочет сделать герцога своим инвестором, то интересы Джо лежат в обоих областях. Это еще больше усложняло ситуацию, в которой Эдвард и без того боялся запутаться. В последние дни он забросил свою столь тщательно культивируемую прежде сферу влияния, и ему стоило усилий вернуться в мир, где жил Фабрикант, в мир банковской работы. В этом мире, как ему туманно помнилось, жил когда-то и он. Высокий бокал для шампанского с «мимозой», стоя в солнечном луче, светился гипнотической желтизной.
— Ты мне скажи, что ты знаешь, а я тебе скажу, что знаю я, — точно ребенку, сказал ему Фабрикант. — Как тебе это?
— Слушай, перевес будет не в твою пользу. Я не знаю ничего, чего не знал бы ты.
— Питер говорил, что ты делал для него какую-то работу, — вот и расскажи про нее.
— Питер? Ты имеешь в виду герцога Бомри?
— Ну да. А ты как его называешь?
— Никак. Я с ним вообще не знаком.
— Еще познакомишься. — Фабрикант стал методически уничтожать многоэтажный французский тост. — Когда он начнет тебе звонить, от него уже не отвяжешься.
— А тебе он что, среди ночи звонит?
— Он вообще не спит никогда, по-моему. Погоди, и до тебя дойдет очередь.
Эдвард осторожно пригубил «мимозу».
— Какой у тебя, собственно, бизнес с Уэнтами? — спросил он, делая боковой финт. — Мы, случайно, не конкуренты?
— Ничего похожего. У «Интеха» своя ниша. Чистая техника. Мы подрабатываем бэби-ситтерами в некоторых их холдингах. Чуток биотехнологии, чуток Интернета. Ничего, о чем бы тебе стоило беспокоиться.
— О’кей.
— Насколько мне известно, мы имеем дело только с крохотной частицей уэнтовского портфолио. Вряд ли даже твои коллеги от «Эсслина и Харта» в курсе всего, что у них есть.
Эдвард уже позабыл, как обезоруживает собеседника внешность этого красавца. Симметричные ямочки на щеках и раздвоенный подбородок придавали ему облик героя, почти что рыцаря. Костюм из тонкой серо-зеленой шерсти, казалось, впитывал в себя свет со всего зала.
— А что он за человек, герцог?
— Герцог-то? — Фабрикант глубокомысленно жевал свой сандвич. — Полный засранец. Пойми меня правильно, так-то у него все как следует — он вежливый, щедрый, хороший профессионал, только… — В словаре Фабриканта явно недоставало нужного слова. — Короче, говнюк он. Знаешь, что про него в Лондоне говорят? Что его собаки боятся.
— Гм… — Эдвард не считал себя выше того, чтобы выудить кое-какие полезные сведения. — А какая у них семья? Дети есть?
— Сын был, единственный. Ты об этом слыхал? Жуть. — Фабрикант передернулся и откусил новый кусок. — С женой я не встречался ни разу.