Сегодня я с гордостью могу сказать, что нам удалось сделать очень многое, особенно благодаря Александру Антоновичу Давыдову и его замечательному сыну Игорю, великий производственник, производственник с большой буквы смог наладить производство на высочайшем уровне. Благодаря Александру Антоновичу и таким же мощным производственникам нам удалось выпустить более двух с половиной тысяч хлебопекарен. Мы выпускали до десяти комплектов оборудования в день. Если посчитать, сколько мы создали рабочих мест, — ведь на одной хлебопекарне работает не один человек, а как минимум четыре, — получается, что нам удалось за короткое время создать более десяти тысяч рабочих мест.
Но вот лопается «МММ», и на бирже начинается паника. В России почему-то все принято равнять под одну гребенку. Всем наплевать, что вместе с финансовыми пузырями рушатся и нормальные проекты. Я знаю несколько прекрасных проектов, которые были похоронены под обломками финансовых мыльных пузырей.
Для меня самым страшным был даже не кризис в стране. На всю жизнь в моем сердце болью осталась та ложь, грязь и яд, которые мне пришлось испить до дна. Мощный коллектив энтузиастов, создающий уникальное по цене и по качеству оборудование, вдруг смешали с грязью. Я всегда знал, что делаю очень важное и нужное дело. Я гордился вместе со своим коллективом тем, что делал. Было очень трудно в год кризиса. Металл подорожал в пятнадцать раз, банки лопались, кредитов не давали. Было ощущение, что мы работали в стране, которую постоянно трясут землетрясения: вроде бы вчера ты приходил в банк и договаривался о сотрудничестве, но сегодня ты уже не находишь привычного тебе здания — ты видишь груду развалин, банк лопнул, закрылся. Разрушены были производственные связи, было очень тяжело. Я попытался спасти предприятие. Для того чтобы выжить, нам нужны были заказы. Я приехал к трем губернаторам, я представил им план оснащения целых областей малыми хлебопекарнями. У меня были гарантийные письма солидных банков, у меня был бизнес-план, у меня были все аргументы за то, чтобы оснащать наши города и села российским оборудованием, которое в несколько раз дешевле импортного. Но когда я увидел, что чиновники оказывают предпочтение западным хлебопекарням стоимостью в двести - двести пятьдесят тысяч долларов и игнорируют наши хлебопекарни стоимостью пятнадцать тысяч долларов при такой же производительности, я понял, что в то время машиностроение никому не нужно было в нашей стране. Наверно, для того, чтобы самим съездить за границу или еще по каким-то понятным причинам.
С одной стороны — непонимание чиновников, которые обязаны поддерживать нашу промышленность, с другой стороны — клевета и грязь журналистов. Ни один журналист не приехал и не прошелся по нашим заводам, по нашим цехам. Ни один журналист не посетил работающие хлебопекарни, не приехал в центр обучения, но статьи были настолько пакостные, грязные, что, честно признаюсь, меня это сломало. В стране был колоссальный кризис, страх за будущее, все рушилось, бездумная политика старого правительства убивала машиностроение, но меня сломали не материальные трудности, не производственные. Я искренне наивно верил, что делаю что-то очень важное для людей, и свято верил в то, что недорогие надежные хлебопекарни действительно нужны людям. Но когда в прессе, на телевидении меня начали смешивать с грязью, называть жуликом, негодяем, этого я перенести не мог.
Налоговая инспекция и полиция просто жили у нас в офисе, пытаясь найти криминал, пытаясь найти преступление, не давали спокойно работать, но это полбеды, это нормально, на то они и нужны, налоговые органы, чтобы проверяли и стояли на страже государства. Но когда вместо элементарного уважения ты получаешь плевок в душу, когда рушится твоя вера в здравый смысл, вот это пережить очень тяжело.
Когда я покидал пост председателя совета директоров, компания показывала хорошую прибыль, за год мы получили полтора миллиарда рублей прибыли. Но я уже не мог работать, я написал заявление и, опустошенный, сломленный, в горьком одиночестве переживал свое самое большое поражение. Я передал контроль над предприятием, мне уже ничем не хотелось заниматься. Я понимаю, что для нормального капиталиста, для нормального бизнесмена в моих действиях нет никакой логики, но для меня человеческие ценности всегда были выше денег. И вот я, познавший успех и славу, опять сорвался на самое дно пропасти нищеты, презрения, лжи и страдания.
То, что я разорился, потерпел поражение, это было не так важно. Самое трудное было найти точку опоры в жизни. Сгорело мое сердце, сгорела моя душа. Просыпаясь утром, я не хотел жить, в сердце моем было черно — столько лет, сил отдать любимому и, как я считал, важному для людей делу, и моей наградой, моей «золотой медалью» были клевета и позор. Я не умер физически только потому, что у меня была дочь, родители, жить мне в тот момент абсолютно не хотелось. Передать мои страдания невозможно, да и пережить, наверное, такое тоже невозможно.