– Белаш – боец революции, – сухо ответил Махно. – А этот щенок – недобиток буржуйский, семя Каиново. И заступник его такой же. Попадись мы им – они бы с нами не церемонились.
На чистом белом лбу женщины обозначились мелкие морщинки.
– Нестор, пожалей хотя бы мальчика.
– Нет.
– Это твое последнее слово?
– Последнее.
Женщина убрала руки с шеи Махно. Снова помедлила, затем сделала еще одну попытку. На этот раз она говорила холодно:
– Нестор, отпусти мальчика, если хочешь, чтобы сегодня ночью мы были вместе.
Махно поднял голову от карты, удивленно посмотрел на женщину.
– На тебе одной свет клином не сошелся, – сказал он.
Женщина отвечала с недоброй усмешкой:
– Это мы еще посмотрим.
– Смотри сколько хочешь, это твое право, – сказал Махно и, дернув щекой, снова склонился над картой на столе.
Ночь пришла холодная и ветреная. Иногда сквозь тучи слабо мерцала луна, словно единственная уцелевшая золотая пуговица на заношенном, грязном сюртуке.
Тонкая, гибкая тень скользнула по белой стене хаты и снова нырнула в темень.
– Хто це? – спросил часовой, насторожившись. – Хто це иде? А ну – ответь!
– Это я, Серко. Я, Галина Андреевна.
Женщина подошла к сидящему на бочке у стены сарая пожилому казаку.
– Караулишь, Серко?
– Так, пани, – ответил он и передернул плечами. – Стэрэжу.
– Озяб поди?
– Трохи змерз.
– А я тебе чаю горячего принесла.
Женщина поставила на землю медный чайничек. Казак улыбнулся в седые усы:
– Дуже дякую, пани. Правда, мне б чего погорячей…
– А я и самогонку принесла. Вот, Серко, возьми. – Она протянула казаку пузатую бутылку.
– Ось дякую, пани. Ись прийди Страшный суд, Богу за вас молыти буду.
– Ладно, я пойду. А ты, Серко, карауль.
– Добре, пани!
Женщина повернулась и вновь двинулась по направлению к хате. Казак проводил ее благодарным взглядом, потом вздохнул, вынул зубами пробку из бутылки и, собравшись с духом, отхлебнул пару глотков.
– Добре… – повторил он и ткнулся носом в рукав.
Вскоре в ночи раздался его негромкий, сиплый храп.
И снова по белой стене хаты скользнула тень. Тонкие пальцы вынули из черного мундира часового ключ. Тихо брякнул тяжелый замок, дверь сарая приоткрылась.
– Эй! – тихо окликнула женщина. – Эй, вы!
– Что такое? – раздался из черноты сарая заспанный голос.
– Ради бога, тише. Выходите. Дверь открыта.
Послышался легкий шум. В дверном проеме показалась большая, взлохмаченная голова Пирогова. Он удивленно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на спящего казака и спросил:
– Что с ним?
– Он спит, – ответила женщина. – Я дала ему снотворного. Выходите.
Пленники вышли на улицу. Неуверенно огляделись.
– Забор слева, – сказала женщина. – За ним поле, а дальше лес. В лес они за вами не пойдут.
Артист шагнул к спящему казаку, быстро склонился и вынул у него из-за пояса револьвер.
– Могу я узнать, как зовут нашу спасительницу? – спросил Пирогов.
Немного поколебавшись, женщина тихо ответила:
– Галина Андреевна.
– Галина, – блаженным голосом повторил Пирогов. – Сударыня, если когда-нибудь судьба снова сведет нас с вами, клянусь честью, я…
Артист тронул его за плечо:
– Кончайте трепаться. Надо идти.
– Жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах, – прочувствованно сказал женщине Пирогов. – Позвольте хотя бы поцеловать вашу ручку. На прощание.
Пирогов по-медвежьи неуклюже склонился над женщиной, сгреб ее ладонь в свою пятерню и прижал к губам. Спящий казак заворочался во сне, и женщина пугливо отдернула руку.
– Идите, – сказала она. – До рассвета вас не хватятся. И умоляю вас, не попадайтесь больше Нестору. Второй раз он вас не упустит, уж будьте уверены. Да, и вот еще – возьмите.
Женщина ткнула в руки Пирогову узелок.
– Здесь немного еды. Картошка, сало, хлеб – все, что смогла собрать.
– О, мадам, если б вы знали, как я…
– Пора! – нетерпеливо прервал его излияния артист.
Казак снова тревожно застонал во сне.
– Идите с богом! – Женщина коротко перекрестила беглецов, повернулась и быстро зашагала к хате. Пирогов проводил ее печальным взглядом. Потом вздохнул и заспешил за товарищами. Несколько секунд спустя три тени перелезли через плетень и растворились во тьме.
Полуденное солнце светило и грело еще вполне по-летнему. В пожухлой траве стрекотали кузнечики.
Алеша Берсенев открыл глаза, зевнул и приподнялся на локте. Несколько секунд он растерянно смотрел по сторонам, явно не понимая, где он и как сюда попал. Затем взгляд его прояснился, и он улыбнулся. Небо над оврагом было голубым и свежим, словно его только что вымыли. Алеша сел, протер глаза кулаками, посмотрел на артиста, грудь которого равномерно вздымалась, а лицо было прикрыто шляпой. Затем перевел взгляд на широкую спину Пирогова. Тот сидел на примятой траве и, задрав голову, смотрел на голубое небо.
– Пирогов! – окликнул его Алеша. – Вы что же это, совсем не спали?
Широкая спина слегка шевельнулась. Потом раздался вздох и печальный голос произнес:
– Какая женщина…
– Вы это о нашей спасительнице? – уточнил Алеша.
– О ней. Встретил бы такую в былое время – повел бы к венцу не раздумывая.
– А если бы она с вами не пошла?