– Она рассказала мне об одном человеке, с которым встречается… И что ты не возражаешь.
– Я его не знаю, – Гарри бросил в воду корку, – но надеюсь, что он по уши в нее влюблен.
– Ты… Тебе правда все равно?
– Пусть будет счастлива, пока может. – Гарри покачал головой. – Она ведь влюбилась в летчика… Будет настоящим чудом, если он переживет войну.
– Так что… – Бетт не смогла ни закончить фразу, ни доесть сэндвич.
Он посмотрел ей в глаза.
– Это все, что я могу тебе предложить: полдня вместе, время от времени. Потому что ни Шейлу, ни сына я никогда не оставлю. А разве ты не предпочла бы парня, который сможет познакомить тебя с родителями и однажды наденет тебе на палец кольцо?
– Нет, – покачала головой Бетт.
Похоже, Маб была в восторге от своего брака, и Озла тоже явно рассчитывала на замужество, но Бетт такой склонности не чувствовала. Она вырвалась из дома, который казался ей тюрьмой, и от одной мысли о мужчине, который однажды заключит ее в другом доме, ей хотелось царапаться и выть. Бетт желала сохранить ту жизнь, какая у нее уже есть, да только…
– Почему ты здесь? – спросил Гарри, понизив голос.
«Потому что я не знаю, кто ты для меня – единственный друг, который делает то, что делаю я, и любит то, что люблю я, или нечто большее, – подумала Бетт. – И хочу в этом разобраться. Потому что рядом с тобой у меня голова идет кругом».
Но выразить это словами она не сумела и потому спросила:
– А почему ты позвал меня с собой?
– Потому что у тебя великолепный, большой, прекрасный мозг, в котором вращаются омары, роторы и розы, – сказал Гарри, – и я готов блуждать в нем хоть всю ночь напролет.
«Ты выразил это лучше меня», – действительно чувствуя головокружение, подумала Бетт. И спросила, не давая себе времени на размышления, не ища предлог снова сбежать в тень:
– А мы можем куда-нибудь пойти?
Гарри улыбнулся. Он выглядел по-прежнему изможденным, но улыбка будто осветила лицо, и Бетт показалось, что теперь он плывет над травой, а не тонет в ней, как булыжник. Он протянул к ней руку и переплел свои и ее пальцы.
– Ты любишь музыку? – спросил он.
Надпись на вывеске гласила: «Музыкальный магазин Скопелли». Магазин был заперт, а окна закрыты ставнями. Бетт вспомнила, что сейчас утро воскресенья – все либо в храме, либо дома. Она и сама могла бы сидеть сейчас в церкви, не обращая внимания на укоризненные взгляды матери, а вместо этого стоит тут, держась за руки с женатым мужчиной, и думает о…
Ну, в общем, о совершенно неподходящих для воскресной службы вещах.
– Я здесь подрабатывал на последнем курсе в Кингз-колледже. – Гарри отпер дверь, вошел и принялся включать светильники. – Старый мистер Скопелли позволил мне оставить у себя ключ, чтобы приходить в свободное время и слушать музыку.
Большая часть магазина оставалась в тени, но Бетт смогла разглядеть в дальних отсеках стулья и наушники.
– А что ты обычно слушаешь? – Ей так мало довелось слушать музыку, разве что по радио, и то лишь в одобренных миссис Финч передачах. А в Аспли-Гиз у них и вовсе не было радиоприемника.
Гарри подошел к полкам с пластинками, провел пальцем по верхнему ряду.
– С тех пор как нас выкинуло из кода для подлодок, я слушаю Баха.
– Ты как-то говорил, что он весь восхитительно четырехугольный, – вспомнила Бетт. – Можно разбирать эти диаграммы целыми днями.
– Вероятно, потому я и ухожу в него с головой. Пытаюсь найти ключи к шифру в «Хорошо темперированном клавире» – по крайней мере, это что-то новое, чего мы в Блетчли пока не пробовали. – На мгновение его лицо помрачнело, но он резко мотнул головой, как будто пытаясь отбросить подальше Восьмой корпус и все связанное с ним. – Вот она. – Сняв с полки пластинку, Гарри кивком показал Бетт на отсек в углу.
Бетт села, а Гарри опустился на второй стул рядом с ней, закрепил пластинку и настроил разные рычажки. Сняв пиджак, закатал рукава рубашки.
– Так мы сможем слушать вместе, – пояснил он, беря две пары наушников и надевая одни на голову Бетт.
Ее поразило, насколько внезапно отключился окружающий мир, и она пожалела, что у нее нет таких наушников в ПОН, – вот тогда удалось бы сосредоточиться по-настоящему, никаких посторонних звуков. Ведь обычно то Филлида что-то скажет, то Джин мурлычет песенку, пусть и негромко…
Погруженная в эту искусственную тишину, она посмотрела на Гарри, потом взяла его за запястье и потянула. Его большая рука потянулась к ее затылку, а вторая поднялась к ее волосам. Он позволил ее волосам медленно струиться между его пальцев, начал целовать ее, и тишина наполнилась – не звуками, подумала Бетт, хватая его за расстегнутый воротник и приближая к себе, не звуками, а цветом. Желтый – цвет меда, цвет солнца – в полной тишине захлестнул ее с головой и заполнил до мозга костей.
Он немного отодвинулся, не снимая теплой руки с ее шеи, и вопросительно посмотрел на нее. Она ответила улыбкой.
Наклонив голову, он поцеловал ее между ключицами, затем откинулся назад и показал ей конверт пластинки: «Иоганн Себастьян Бах. Партита номер 2 в си-минор». Игла опустилась, и в наушниках зазвучал рояль.