Код розенкрейцеров

– Донские? – переспросил он. – Не знаю, что и сказать… Понимаете, дом, в котором они проживают, да и весь квартал населяют, как бы выразиться… большие люди, – нашел он подходящее слово, – разные начальники: промышленные, партийные, торговые… Словом, хозяева. – Он сделал ударение на последнем слоге. – Конечно, не только они. Простых тут намного больше, но все равно отношения в этом квартале не такие, как всюду. Простой народ – вроде пришибленный. – Он смутился, видимо, тотчас пожалев, что подобрал не совсем уместное определение. – Не то что пришибленные, а, так сказать, смирные. Если выпьют, то потихоньку, без битья стекол и танцев под гармошку. По стеночке ходят… Пытались тут некоторые права качать: мы, мол, рабочий класс. Укоротили. У нас умеют. Но, скажу откровенно, и начальство всякое бывает… Не будем тыкать пальцем. Но есть! Все есть! И пьянство, и бытовое разложение. Но про Донских ничего особенного сказать не могу. Я тут четвертый год, на этом участке то есть. Помню, только заступил на должность, а тут у этих самых Донских ЧП. Свалились с моста в реку. Сам-то Сергей Сергеевич, отец ихний то есть, большой человек был… Тут я впервые на них внимание и обратил. На детей то есть. Дочка… – Он остановился, видимо, ища подходящие слова. – Очень красивая девка, а может, баба… Не замужем. Вы знаете, просто картинка. На похоронах вся в черном, на лице ни кровинки… Я потом дня два о ней думал… Хотя и женатый человек, – смущенно закончил он. – Сын Станислав. За гробом его в инвалидной коляске везли. Уж так мне их жалко стало. Она – красоты огромной, он – калека. За родителями жили как за каменной стеной. А тут такое горе! Ведь красоту порушить любой может, а калека – какой защитник, его самого щелчком убить можно. И в толпе, помню, все охали да ахали: «Как же… что же…» И вот я стал за ними присматривать, вроде шефство взял. Раз зашел, другой… Спрашиваю: «Не надо ли чем помочь… Не обижает ли кто?» Сама Елена Сергеевна со мной очень вежливо. «Нет, – говорит, – все у нас в порядке, не беспокойтесь». Потом я со старухой несколько раз поговорил. Старуха у них живет. Вроде домработница, а может, родственница какая дальняя. Хозяйство ведет, по магазинам ходит. А вечерами Станислава на коляске по двору катает. К ней подошел… Говорю: «Если кто пальцем тронет, сразу ко мне». Старуха, я бы сказал, довольно нелюдимая женщина, тоже вежливо поблагодарила. «Не беспокойтесь, говорит, понапрасну, все у нас в порядке». Я ходить к ним перестал, но все равно приглядываю. И вы понимаете! Что-то у них не так…

– То есть?

– Не знаю. Не могу четко сформулировать. Ей, Елене, значит, двадцать четыре года, а до сих пор одна.

– Не так уж много, – шутливо сказал Валера.

– Правильно! – горячо заговорил участковый. – Но ни с кем не встречается. Никто ее до дому не провожает. Уж я бы знал. Допустим, не до романов. Брат – калека, родители недавно померли. Старуха еще эта… Кормить всех нужно. А врачам не так уж много платят. Значит, на две ставки, дежурства там… разное прочее. Но работает она мало. Едва ли на ставку. Потом, одевается, я вам скажу! Прямо как в заграничном кино! Откуда деньги? От родителей остались? – он пожал плечами. – Не знаю… Возможно. Допустим, вещи в скупку носит? Нет этого! Опять же уезжают они с братом два-три раза в год. В Москву или еще куда…

– Вы что же, за ней следите?

– Не слежу я, дорогой товарищ, а присматриваю. На то я и участковый, чтобы о жильцах своих все до нитки знать. Должность такая.

Беседа с бдительным участковым ничего не прояснила, а еще больше запутала.

По правде говоря, Валера был заинтригован. И поэтому не стал тянуть с визитом. Вот только как объяснить свое появление?

«А скажу-ка я правду, – решил Валера, – не всю, конечно, а основные данные». На том и порешил.

Обитую кожей дверь украшала медная табличка с гравированной надписью «Сергей Сергеевич Донской». Прежний хозяин, понял Валера, и нажал кнопку звонка.

Дверь тотчас открылась, на пороге показалась пожилая женщина со строгим лицом, она молча кивнула головой, предлагая заходить.

Валера последовал приглашению и оказался в огромной прихожей. Пожилая сразу же исчезла за тяжелыми бархатными портьерами, а вместо нее вплыла другая – высокая и молодая. В прихожей было полутемно, и Валера не сразу различил черты ее лица.

– Здравствуйте, – произнесла она низковатым, мелодичным голосом. – Это вы мне звонили?

Валера ответил утвердительно.

– Тогда проходите.

Жданко вошел в очень большую комнату и с некоторым смущением огляделся.

До сих пор он считал, что подобные квартиры существуют только в Москве, да, может, еще в Ленинграде, но никак не в провинциальном Тихореченске.