Код розенкрейцеров

Станислав перевел дух. Лицо его перекосилось от боли. Задрав рукав пижамной куртки, он осмотрел кисть левой руки, покрытую черной коркой запекшейся крови.

В комнату вошла Елена.

– Перевяжи, – он кивнул на руку. – Ну что там?

– Очень больно?

– А как ты думаешь! Ладно, все закончилось. Рассказывай.

– Как ты и велел, я села вместо вахтерши, дала ей сотню, сказала: «Свидание, не могу дома… Брат, и все такое». Она как будто поверила. Пока то, да се…

– Все это я знаю, – перебил ее паралитик, – что они в квартире натворили?

– Да в общем-то, ничего страшного. Цепочку дверную перекусили… в зеркале дырка. В нянькиной комнате один раз выстрелили. В подушку попали. А дальше ты их… ты им глаза отвел.

– Весьма точное определение: отвел глаза. Теперь они абсолютно уверены, что уничтожили нас и Десантовых тоже.

– Надолго ли хватит этой уверенности?

– Ненадолго. Но главное сейчас – выиграть время. День-два, а если удастся, то и неделю. А там…

– Что же?

– Узнаешь в свое время.

Жуков и Седов брели по пустынным улицам. Оба курили, вяло передвигая ноги. Было еще темно, но прохладный ветерок предвещал скорое утро.

– Устал я что-то, – сообщил Жуков, – словно мешки таскал, с чего бы?

– И я… – Седов сплюнул и щелчком отбросил окурок далеко в сторону. – Знаешь, у меня такое чувство, словно нужно что-то вспомнить, такое важное, а вспомнить не могу. Вон бычок бросил, он пролетел, словно красная стрелка. И опять в башку ударило.

– Бывает, – равнодушно произнес Жуков, – особенно когда человека того… очень часто случается. Вроде привык, а все равно…

– Но классно ты их… – польстил старшему Седов.

– Чего уж тут классного. Мокруха, она и есть мокруха.

– С двумя объектами мы разобрались, а теперь еще остался старик этот, как его?

– Коломенцев, – подсказал Седов.

– Вот-вот. Завтра нужно его сделать. И в Москву.

– Опять вдвоем пойдем?

– Нет. На этот раз ты один. А, Седов? Ты же хотел поработать, вот и действуй.

– Нет проблем, – сказал Седов без особого восторга. – Я не советский, я не кадетский… – пропел он. – Цыпленок тоже хочет жить… Прикончим этого старорежимного дедка.

– Все балаболишь, – прикончим! Прикончи сначала, потом песни пой, а то тебя самого, как того цыпленка…

– Все будет абгемахт, герр оберштурмбаннфюрер, и не нужно сцен.

– Балаболка, – усмехнулся Жуков. Напарник начинал ему нравиться.

– Классная бикса, – произнес вслух Валек и заскрипел зубами, вспомнив красотку, приходившую к сестре. – Лежишь тут!.. – Он осторожно потрогал свою рану, потом надавил сильнее. Вроде в порядке. Когда ходит, боли почти не чувствует, но вот сеструха… Она не позволяет подниматься и тем более выходить на улицу. А как охота прогуляться… На улице жара, но вечером… Ах, кайф! – он закатил глаза. Просто сказка. И тут вспомнил… Бля… Этот урод – старикашка, который его с моста скинул. Ведь ходит по земле, сука! А он – Валек – тут. На койке кантуется. Ах ты!.. Он принялся ожесточенно грызть ноготь большого пальца. Наверное, падла такая, считает, что примочил его, хихикает в кулак.

Злоба переполняла Валька, кровь требовала крови. Парень вскочил и, не обращая внимания на слабую боль в предплечье, забегал по комнате.

Как же его достать? Но ведь несложно подпасти. А адрес? Как будто он говорил, где живет. Вот только вспомнить бы. Кажись, на Пролетарской? А дом? Вроде бы семь? Или восемь? Нет, точно семь. Квартира? Да какая разница. Найдем. Там этого фраера лакшового, наверное, пацанва знает. Небось примелькался.

Он глянул на часы: без четверти четыре. Старик со службы приходит часов в пять. Вот тут его и мочи. Самое, как говорится, время. Может, попробовать? Чего он теряет.

Валек был из той категории людей, которые долго не рассуждают. Тем более не стал разводить базары на свой счет. Сказано – сделано. Молодец моментально собрался, достал из тайника финку и отправился во второй раз убивать мукомола.

Во дворе дома номер семь по улице Пролетарской стайка ребятишек играла в пристенок. Валек вразвалочку подошел к детворе и стал наблюдать за игрой. Вначале пацаны как будто его чурались, но потом, безошибочно опознав в нем уголовника, даже вдохновились присутствием старшего товарища. Они азартно лупили здоровенным царским пятаком о стену, но результаты оказывались неутешительными.

Валек сплюнул сквозь зубы так длинно и элегантно, что ребятишки, во всяком случае некоторые из них, завистливо вздохнули.

– Дай-ка я, – сказал он после очередного неудачного броска. Подхватив пятак с земли, взвесил монету на руке и изящным движением впечатал ее в стену. Пятак, отскочив, упал почти рядом с кучкой серебряной мелочи.

– Ха! – с торжеством произнес Валек. – Учись, босота! – Он присел, растопырил ладонь и легко дотянулся большим и средним пальцами до горки монет.

– Разбить?

Ребятишки зачарованно молчали.

– Ты не ставил! – осторожно произнес самый бойкий.

– Солю! – Валек достал из кармана десятку и бросил на кон.

– Тогда ладно.

Валек, целясь в край, ударил пятаком по горке мелочи. Две трети монеток перевернулись на «решку».

– Учитесь, сявки, – небрежно произнес он.

– Так нечестно! – заорала ребятня.