Через сорок минут подъехали к аэродрому, занимавшему огромную площадь. Место выглядело необжитым, мрачноватым, через металлические проржавленные ограждения проглядывали длинные, обитые цинком ангары, между которыми струились полосы серой дороги, лишь иной раз, пробиваясь через асфальтовые оковы, просматривались квадраты стриженой травы, отдаленно напоминающие газоны. Невысокие строения белели издалека пологими крышами. Заповедную тишину загорода разрывали иной раз самолеты, идущие на посадку или отправляющиеся в полет. К воротам аэродрома то и дело подъезжали грузовые машины с каким-то громоздким оборудованием, укрытым трепыхающимся брезентом. Армейская жизнь не замирала даже на секунду.
– Давай рули к пропускному пункту, – распорядился Обрайн.
Водитель, понимающе кивнув, подкатил к контрольно-пропускному пункту. У шлагбаума стоял молодой сержант с недоверчивым и строгим выражением, дождавшись, когда помощник директора ФБР выйдет из машины, равнодушно попросил у него документы. И как если бы подозревал его в незаконном проникновении на охраняемый военный объект, тщательно вчитался в каждое слово, после чего слегка оттаял и произнес:
– Вам к тому самолету, сэр, – показал он на небольшой «Боинг», стоявший в трехстах метрах.
Увидев самолет, Анри Обрайн сдержал вздох облегчения. Вполне гражданская машина, и есть надежда, что за время полета он сумеет выспаться. Очень не хотелось бы клевать носом во время доклада президенту (не лучшее время выставлять напоказ дурные манеры).
– Можно нам проехать к самолету на машине? – спросил Обрайн.
– Вас проводят, – отвечал сдержанно сержант, давая понять, что на территории военной базы не действуют никакие инструкции, кроме армейских.
Сопровождающим оказался крупный чернокожий капрал, в сравнении с которым Анри Обрайн, человек совсем не худенького сложения, выглядел просто недокормленным воробушком. Со стороны могло показаться, что капрал взял помощника директора под арест и сейчас препровождал его на местную гауптвахту.
Подвел к трапу, узкой лестницей поднимавшемуся к открытой двери самолета, и, браво козырнув, проговорил:
– Желаю вам счастливого полета, господин помощник директора.
– Надеюсь, что так оно и будет и мне все-таки удастся выспаться, – буркнул Анри.
– Можете не сомневаться, об этом экипаж уже позаботился. Вас ждет достойный прием.
Четко развернулся и отбыл куда-то в сторону ангаров, блестевших на солнце новым металлом.
У трапа Обрайна встречал сержант, исполнявший роль стюарда. Лицо у него было непроницаемым, будто бы у скульптуры с острова Пасхи. Наверняка последний раз он улыбался в младенческом возрасте. Анри предпочитал бы всем этим каменным изваяниям премиленькое женское личико, но девушки в армии, а тем более в авиации, исключительная редкость. Так что к строгим неулыбчивым физиономиям следует привыкать, хотя бы на время полета (благо что он не продлится целую вечность).
– Прошу вас, помощник директора, – дружески произнес сержант. – Давайте я вам помогу.
– Послушай, сынок, только давай без рук, – буркнул Анри Обрайн, так и не сумевший перебороть скверное настроение. – Я не такая развалина, чтобы добираться по трапу с чьей-то помощью. В какой аэропорт мы прибываем?
– Самолет приземлится в аэропорту «База ВС США Боллинг», – браво, едва ли не по уставу ответил сержант.
Анри Обрайн довольно кивнул, хоть здесь как-то повезло – с этого аэропорта совсем рядышком до администрации Белого дома.
Протопав в глубину фюзеляжа, Анри Обрайн одобрительно хмыкнул. Капрал не пошутил, когда обмолвился о достойном приеме. За ширмой его дожидалась аккуратно заправленная кровать, которая буквально манила к себе уставшее тело, как это делает магнит, притягивая из дорожной пыли пообтертый и ржавый гвоздь. Здесь же на небольшом столике обед со свежими фруктами. Эти ребята начинали нравиться ему все больше. Им можно было простить даже некоторую неулыбчивость, связанную с издержками военных будней.
Опустившись на кровать, Анри Обрайн почувствовал, что его тело вдруг с каждой секундой наливается каменной тяжестью, каждая клетка требовала немедленного покоя и отдыха.
– Вот что, сынок, давай сделаем так: потревожь меня только тогда, когда самолет пойдет на посадку.
– Есть, сэр! – охотно отозвался сержант. – Надеюсь, что вам у нас понравится.
Анри Обрайн слегка скривился:
– Если бы ты знал, сынок, сколько раз я слышал подобную фразу от прехорошеньких стюардесс.
Сержант оставался серьезен:
– Такова наша работа, сэр.
– Чей этот самолет?
– Бригадного генерала Робзона.
– Хм… Похоже, что ваш бригадный генерал очень любит окружать себя комфортом.
– Приятного полета, сэр! – Задвинув занавески, сержант ушел, громко постукивая уставными ботинками.
Разувшись, Анри Обрайн прилег, рассчитывая пролежать несколько минут, а потом вернуться к недописанному докладу, но неожиданно провалился в темноту. И, прежде чем он осознал, что у этой темени нет дна, тихо и спокойно уснул. Рокот заработавших турбин он уже не слышал.