Код предательства

Сашка уже собирался в Германию. После того, как его, трезвого, избили в суверенном вытрезвителе, он сразу же согласился на уговоры тестя и мигом подготовил все документы.

Друзья опять встретились в гараже и опять выпили. И снова каких-то 4 - 5 дней отделяли их от решающего дня съёмок, а потом, естественно, от всемирной славы. Машкович припёр из своей Америки кучу техники, все номера гостиницы "Илек" были превращены в уборные, и их забили гримёрами, каскадёрами и парикмахерами. Лучшую проститутку для Сашки Чернухина выписал из Лос-Анджелеса Машкович. Она, к тому же, была ещё и киноактрисой.

Но тут в местные властвующие структуры, из самых властных верхов, обвалился документ, который вне закона поставил в городе Актюбинске фильмы Спилберга, Тарантино и... Машковича. И, если раньше кто-то ещё путался в разграничении эротики и порнографии, то умный документ теперь всё чётко разграничил. Если в фильме длина мужского пениса у артиста не превышала семи сантиметров, то он относился к разряду эротических и допускался к просмотру в закрытых аудиториях. Жаждущие острых ощущений эротоманы должны были предъявлять на входе страховое свидетельство, справку из психдиспансера, справки об оплате коммунальных услуг и налога на эротическое кино. Залы для просмотра рекомендовалось устраивать отдельно для мужчин и женщин, со специальными бытовыми комнатками.

Появление на экране, даже бездействующего, пениса, длиной свыше семи сантиметров, определяло жанр картины, как порнографический, а её авторы, хранители и исполнители автоматически становились отпетыми уголовниками, по которым враз, наперебой, стали плакать все неприватизированные тюрьмы.

Машкович сгоряча предложил Чернухину укоротить себя до эротики и фильм всё-таки снять. Пристал к нему с линейкой, хотя и так было видно, что обрез ать придётся много. Искусство, конечно, требует жертв, НО НЕ ТАКИХ ЖЕ - сказал Сашка. - Мне, Валюха, через пару недель в Германию, языка не знаю, специальности нет, надо же как-то, хоть первое время, сводить концы с концами...

Машкович всё ещё на что-то надеялся, но в гостиницу, прямо к нему в уборную, заглянул милиционер-полицейский и объявил рыжую американскую морду "персоной нон грата". Припомнили ему и всемирную известность, и бороду, которой Машкович когда-то дразнил беззащитные власти. Машкович послал - как от сердца оторвал - в областную администрацию приму-проститутку. Пришла через двенадцать часов в роскошном чепане, в синяках и укусах. Сказала, путая чистый свой английский, с чистым русским матом, что дали три дня отсрочки для того, чтобы этот поганый Машкович смог попрощаться со своими родственниками. Родственником можно было считать только необрезанного Сашку.

Друзья напились в гараже до ишачьего крика. Козе понятно, что ДАЖЕ АМЕРИКАНСКИЕ ФИЛЬМЫ НЕ ДЕЛАЮТСЯ В АКТЮБИНСКЕ С БУХТЫ-БАРАХТЫ.

Когда они оба уехали, мне, человеку постороннему, стало отчего-то грустно. Мне показалось, что, вместе с ними, эмигрировало что-то прекрасное, хотя легкомысленное и греховное. Как будто вместе с ними, персонами "нон грата" в нашем городе стали легенды и сказки, красивые женские ноги, улыбки богинь.

Вместе с Машковичем и Чернухиным Сашкой, они уехали туда, где и так всего хватало.

Мне сделалось одиноко и страшновато от мыслей, что как-нибудь и ко мне постучатся в дверь и укажут на дверь в моём родном и любимом городе.

И ещё страшней, если не заметят, не зайдут. Значит, я уже, как все. Как все, кого не выгнали. Кто остался.

17.06.97г. 17.09.97г.

СТРЕСС

Тороплюсь. Зябко что-то, зуб на зуб не попадает. Гости уже, наверное, собрались, а меня нет. Ну – бывает. Причина у меня уважительная – простят. Такой стресс пришлось пережить… Расскажу – все ахнут.

Да, вот и дом. Во дворе полно машин. Даже с заграничными номерами. Интересно, кто это? Сейчас зайду – сразу всё узнаю. А зайти попробую незаметно. Посмотрю – кто приехал, что обо мне говорят…

Пробираюсь на цыпочках, через коридор, уставленный туфлями, сапогами и ботинками моих гостей. Ну, вот! Не дождались-таки! Уже все расселись и приступили к еде. Никакого уважения к виновнику торжества, то есть – ко мне. Ладно, я ещё им выскажу. Всем и каждому в отдельности.

Меня до сих пор никто не заметил. Увлеклись едой, болтают. Как с голодного краю. Но пришли ещё не все. Есть свободные приборы. Я тихонько присаживаюсь с краю. Сам проголодался. Посижу, перекушу. Заодно понаблюдаю. Так даже интереснее.

Ага… Сашка Чернухин там выступает. Ну, чудик. Не писал, не писал, а тут вдруг взял, да и приехал. Чего-то бормочет в тарелку. Лицо красное. Самогон у меня крепкий. Чистый. При изготовлении отбрасываю безжалостно первую поллитру – там самый яд. До конца тоже всё не собираю. В конце вместе со спиртом выходят вонючие сивушные масла. Средняя часть потом проходит обработку марганцовкой, после чего в каждую трехлитровую банку с водкой вливаю пятьсот граммов парного молочка. Мой «Абсолют» - самый чистый. Когда отстоится – можно заняться оттенками – добавить лимонной мелиссы, чабреца, боярышника. Где достаточно просто щепотки полыни.