Код предательства

Выход из грустной ситуации был один: напиться. Правда, Анхис Димитриевич, по российским понятиям, был человеком непьющим. Пил при случае, или по праздникам не более полутора рюмочек беленькой. Принципам своим не изменял, потому что, по его наблюдениям, когда он превышал указанную норму, ему приходилось потом жаловаться на здоровье.

Но сейчас, как я понимал, Анхису Димитриевичу не только было наплевать на здоровье, но и на саму жизнь. Сбегал я через дорогу к соседке Бибигульке. У неё всегда было. Бедный учитель собрал на стол скромненькую закуску. Стали пить. Как на похоронах, не чокаясь. Ведь у меня тоже было горе. Не каждый день жена уходит из дома насовсем.

Анхис Димитриевич захмелел быстро. Стал всхлипывать. Речь путалась, из обрывков фраз складывалась какая-то пьяная жуть: - Верёвка… Не хочу жить!... Правда, ни одним плохим словом об своей изуверке-обидчице не отзывался. Просто начинал иногда, пытался произнести её имя и застревал на первом слоге, прерывался в рыдания. Я пытался его успокоить, врал: - Анхис Димитриевич, - говорил, - прекратите, сколько у вас ещё таких будет! Хотя мы оба понимали, что, после пятидесяти, вероятность получить такой от судьбы подарок, ещё раз так безбашенно увлечься, практически равна нулю. Ещё пять-десять лет и, по российской статистике, – кефир-сортир-ящик. Его бормотания о верёвке могли быть обыкновенным пьяным бредом, если бы не контекст периодических самоубийств в нашем посёлке. Почти каждый год кто-то самостоятельно сводил свои счёты с жизнью. Верёвка была самым распространённым видом транспорта в мир теней. Но случалось и по-другому. За десять лет моего проживания в селе один мужик ножом вспорол себе живот, другой – облил себя бензином и поджёг, третий – лёг под гусеничный трактор…

Нужно было что-то делать. Как-то исправлять ситуацию. Кто его знает, где находится эта граница, которая отделяет пьяный бред от случившейся потом трагедии? Чтобы заглушить в человеке какую-то психологическую боль, его нужно отвлечь. Испугать, поразить чем-нибудь воображение. Бросить с парашютом, облить ледяной водой. Ударить по голове. Как на железной дороге - перевести стрелки. Ну, чтобы мозги совсем переключились. Чтобы состав со всеми тяжёлыми мыслями покатился в другом направлении, растерял их на кочках и ухабах другой дороги.

Анхис Димитриевич сполз на пол. Он пытался встать, но сил хватило только, чтобы приподняться и упасть грудью на диван, и в такой неудобной позе мой товарищ уснул. Я тронул Анхиса Димитриевича за плечо, пару раз встряхнул. Диалога уже не получалось.

И тогда я решился. Чего уж тут, собственно, терять? А вдруг – поможет? Пусть, хоть одному человеку полегчает…

Я приспустил джинсы, рванул от поясницы вниз старенькие треники Анхиса Димитриевича, вместе с трусами. Бог мой!.. Я, видимо, всё-таки переоценил свои возможности. Мужская волосатая жопа!.. Нет… Это выше моих сил… Я потянулся рукой к своему пиджаку, который висел рядом на стуле. Там, во внутреннем кармане, у меня всегда лежала фотография жены. Мне очень нравилась эта фотография. Когда-то Валера Бауэр, будучи у нас в гостях, случайно щёлкнул фотоаппаратом. Обычный чёрно-белый снимок. Жена кушала арбуз…

Я прислонил фото жены к спинке дивана.

– Больно! – Проснулся, вскрикнул, а потом застонал Анхис Димитриевич.

– Конечно, больно, Ансик… Всем... больно…

11.10. 10.

ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ

Проснулся от запаха. Этого знакомого, противного, удушливого запаха. Опять… Ворочаюсь в постели, сминаю простыни, рву на себе майку. Сползаю, падаю на пол… Из меня продолжает вытекать продукт жизнедеятельности. Но я ничего не могу сделать, чтобы этому помешать. Я верчусь, мычу и размазываю всё, разбрасываю по маленькой спальне.

У меня инсульт. Я – почти овощ. Я хорошо кушаю и какаю. В сознании короткие просветления. Тогда я понимаю ужас происходящего. Но не могу пошевелить даже пальцем. Тело неподконтрольно мне. Само вертится в постели, руки двигаются произвольно. Иногда я затихаю. Бывает, надолго, на несколько часов. Иногда мой сон, моё забытьё длится всего несколько минут…

Иногда я даже встаю. Испачканный экскрементами, я хожу по комнатам. Пугаю жену, которая почти полтора года уже не спит, потому что непрерывно стирает, готовит. Потому что ждёт моей неожиданной смерти. Потому что я, когда хожу по комнатам, бужу её, наконец, уснувшую…

Я не могу разговаривать и не понимаю, что говорят мне. Только временами наступает просветление, когда я опять могу думать, вспоминать. Узнавать…

Жена сама не может дотащить меня до ванной. Пытается. Иногда её рвёт. Она не может переносить всех этих запахов… Когда совсем выбивается из сил, звонит детям. Приезжают сыновья. То Вася, то Рома. Переносят меня в ванну, купают, переодевают. Надевают памперс. Относят обратно в постель. Случается, что я тут же опять всё пачкаю. И меня снова относят в ванну. Надевают памперс. Оказываясь в постели, я стараюсь его стянуть. Он мне мешает. Чешется. Жжёт…