Ульяна слышала, как Ваня задраивал горловые люки, как глиасовый манипулятор поскрипывал в креплениях, как прошелестела, задвигаясь, гермопереборка «Аванты», а легкое Ульянино суденышко выскользнуло из шлюзовой камеры. Ноги упирались в стенку под консолью управления, в неудобном кресле было жестко и холодно, а спина затекла почти сразу, стоило Ульяне пристегнуться. Девушка кое-как отрегулировала сиденье, чтобы стало комфортнее, сдула со лба выбившуюся рыжую прядь.
Здесь оказалось адски холодно, нос покраснел и сразу замерз, кончики пальцев заледенели до бесчувствия. Ульяна шмыгала носом, дула на них, чтобы хоть как-то согреть.
Короткий звуковой сигнал сообщил об активации программы полета. Сработали маневровые, таймер включил обратный отсчет. Одновременно на консоли управления загорелась кнопка запуска импульсного двигателя.
Под куполом прошелестел голос Вани Лапина:
– Ульян, на будущее запомни: для связи – канал Лепра. Крыж знает кодировку. И удачи!
Мягкое давление на грудную клетку усилилось, уши заложило – Ульяна физически ощущала, как отдаляется от «Аванты», Тамту и несется в чернильную пустоту.
Ульяна, подняв ворот выданной Ваней спецовки, наблюдала, как распахивается перед ней беззвездное пространство. Это на Земле, на красивых картинках космическое пространство – будто звездное море. При ближайшем же рассмотрении космос – всего лишь пустота. Крохотные пучки света, жесткое излучение и холод.
Что из этого сейчас беспокоило больше: давящая пустота, страх, что ее никто не найдет, или холод? Онемевшими пальцами коснулась лба, прикрыла глаза. Все-таки оказаться в этом ледяном гробу до конца своих дней – самое страшное.
Девушка решительно потянулась к панели управления системой жизнеобеспечения, медленно оттянула вниз джойстик отопления, убавив еще несколько градусов. Отключила внешние визиры. Огромный демоэкран перед ней потускнел и погас. Теперь она оказалась внутри матового непрозрачного шара, словно младенец в утробе матери. Главное – чтобы хватило энергии дождаться «Фокуса».
Зато окружающая пустота не так давила.
Подумав, девушка отключила верхний свет, оставив подсветку монитора управления. Мрак стал густым, прилипчивым. Он оплетал паутиной, забивался в легкие, давил на глазницы и барабанные перепонки. И вот уже Ульяне стали мерещиться странные звуки: как с тихим влажным шлепком закрываются собственные веки, как подобно мехам работают собственные легкие, как поскрипывают собственные суставы, как по венам течет кровь. А еще монотонный, похожий на писк комара, свист. Помнится, в первые минуты полета на «Фокусе» она тоже слышала этот свист. И все думала, откуда он. Пауков на одной из лекций по нейротрансмиссии сказал, что человек иногда слышит, как передается импульс через синапсы. Ульяна тогда решила, что шутит. Сейчас она совершенно точно поняла – нет.
В почти абсолютной, разбиваемой лишь шелестом двигателя и воздухоочистителем тишине, она отчетливо слышала, как импульсы ее собственных нервных клеток передают сигналы через узкие синаптические щели. Она легко представила, как в воспаленном паникой мозгу возникает разряд, как он бежит, торопится, чтобы заставить сердце биться сильнее и согреть непутевую хозяйку.
«Надо будет Паукову сказать, пусть посмеется», – мелькнуло в голове.
От мысли об Артеме стало теплее.
Девушка растерла ладони, подышала на них.
Взгляд невольно зацепился за мерцающие в вязкой темноте яркие квадратики цифр: координаты дальней транзакции и расчетное время до встречи с «Фокусом». Пунктирная линия проложенного курса, будто нить мифической Ариадны, тянула ее крохотный аппарат через мертвенно-звездное море. Золотая бусина на мерцающей нити – это она, Ульяна, в ее хрупком суденышке.
Не отпуская взглядом заветный ориентир, девушка отстегнула ремни безопасности, перевернулась на бок и, поджав под себя ноги, плотнее закуталась в спецовку. Скрестила руки на груди, спрятав под мышками заледеневшие пальцы.
«Все равно холодно», – отметила про себя.
Изо рта выбивался призрачный, окрашенный бледным сиянием от монитора, пар. Оседал угловатыми кристалликами на ткань спецовки, вился сказочным шлейфом Снежной королевы над приборами, манил и успокаивал. Подумав, Ульяна потянулась к заколке, распустила по плечам волосы. Кажется, так стало чуточку теплее.
Прикрыла глаза.
Мерно гудела система вентиляции, собирая конденсат. Иногда тихо всхлипывали и тут же испуганно умолкали датчики.
Вкрадчивый шорох пробивался сквозь дремоту, неуловимо касаясь возбужденных рецепторов. Ульяне снилась осень. Припорошенные первым снегом, тонким и колким, потемневшие листья. Река, схваченная морозом: по ее желтовато-прозрачной поверхности неслись мелкие льдинки, разбиваясь о прибрежные камни. Горбатые сопки, вот так же, как и она сейчас, завалились на бок и прятали лобастые головы под мохнатыми сосновыми шапками. Густой аромат тайги, талого снега и остывших камней.
«Ш-ш, – шелестело октябрьской листвой, – видишшшшь… моя… Она моя…»
И будто тень между голых стволов.
Отчетливый удар по корпусу и свист системы оповещения.