— За христиан-евангелистов. Почти таких же, как церковь, где состоит Столяров. У них есть некоторые тонкие различия, для атеистов несущественные.
— И кем же они тогда является в действительности?
Я пожал плечами. Вересков снова перелистал блокнот. Блокнот Павла. А какого, собственно, черта он находится в руках у следователя?
— Вот, смотрите, что он пишет: «Проверить версию про амер. нац. и солгул». Как вы думаете, что такое «нац. и солгул»?
— Мне такие вещи неизвестны… Это же записная книжка Столярова? Может, он использовал какие-то сокращения, которые только ему известны. Спросите уже его самого! Блокнот у вас, и он должен знать лучше, что в нем написано!
Вересков кинематографическим жестом открыл ящик стола и небрежно переправил туда блокнот.
— Такой еще вопрос, Андрей Николаевич… Можете на него не отвечать, если не хотите. Вы вчера где были около десяти вечера?
— Дома…
— Верю. И, наверное, жена ваша тоже дома была?
— Вне всякого сомнения.
— В это время кто-то из соседей или знакомых вас мог видеть дома? Или, может быть, вы с кем-нибудь по телефону разговаривали?
— Строго говоря, я был не совсем дома.
— Вот как? Где же именно?
— Рядом с нашим подъездом, на общественной парковке у моей машины. Мы с моим соседом, тоже водителем, обсуждали некоторые технические вопросы и делали мелкий ремонт. Думаю, нас там видели и другие наши соседи… Что-то произошло в это время, да?
— К сожалению. Ваш знакомый Павел Столяров был убит вчера вечером в своей квартире.
Вот как!.. Уж чего-чего, но такого я не мог ожидать. И тем более — пожелать человеку, который хоть и не был мне другом, и представлял не вполне традиционный культ. Межконфессиональные разборки? А может, все тут гораздо проще, и это обычный городской криминал?
Вересков, без сомнения, увидел на моем лице все признаки обалдения.
— Вот-вот, — произнес он со значением. — Его жена Эльвира находится сейчас в больнице в очень тяжелом состоянии и, насколько я знаю, есть опасность летального исхода. Соседи, как обычно в наше время, ничего не видели и не слышали, за исключением несущественного шума примерно в двадцать два часа. В милицию позвонили только утром, увидев, что дверь в квартиру Столяровых приоткрыта.
— Грабеж? — тихо спросил я. — Или что-то другое.
— Боюсь, что другое, — Вересков не сумел скрыть свое недовольство. — Из квартиры ничего не взято. Я имею в виду ценности — деньги там, колечки, дорогую электронику. Но все перерыто вверх дном. Убийцы что-то очень хотели найти… Но что, понять трудно. Блокнот Столярова им оказался не нужен — они его выбросили уже во дворе дома — хорошо, оперативники глазастые оказались, нашли.
— Страницы-то все на месте?
Следователь посмотрел на меня с едва заметным одобрением.
— Вы догадливы. Похоже, что не все. Конечно, экспертиза найдет отпечатки записей, но результатов пока нет, а информация нам нужна любая, и как можно более быстро при этом. Понимаете?
— Безусловно.
— Я далек от того, чтобы подозревать в подобных вещах американцев. Иностранные граждане, да еще проживающие здесь почти что на птичьих правах — надеюсь, вы меня понимаете? — вряд ли будут убивать сами.
— Я не знаком с их кругом общения, — сказал я уклончиво. — Единственные люди, кого я видел рядом с ними — это бригада таджиков-ремонтников, да еще риэлтор на синем «БМВ» седьмой серии. Звали его, кажется, Владимир.
Следователь пробежался пальцами по клавиатуре — наверняка сделал пометку.
— Враги у них были?
— У кого? — осторожно спросил я.
— У Столяровых, конечно.
— Не знаю. Хотя, догадываться могу.
— Ну-у?
— У нас в городе работает комитет по борьбе с сектами. Нет, я не допускаю мысли о том, что этот комитет мог дойти до такой борьбы. Это бессмысленно и опасно. Просто в этой организации есть люди, которые считают себя святее Патриарха… Помните — писали несколько лет назад про фанатиков, объявивших священную войну всем неправославным конфессиям и особенно сектам вплоть до уничтожения лидеров? Про пикеты телекомпаний, показывавших «Последнее искушение Христа»? Да взять нынешних «православных активистов»…
— Почти уверен, что это была утка, — серьезно сказал Вересков. — Или кто-то специально вбросил эту информацию. Вокруг этих «церквей» много подковерных игр, да и комитет, в свою очередь, иногда действительно заносит… — следователь резко прервался.
— В общем, про врагов я вряд ли что-то могу сказать, — я даже сделал руками чуть ли не извиняющийся жест.
— Н-да, — задумчиво согласился следователь.
— Я могу идти? — поинтересовался я, полагая, что мне сегодня повезло не записаться в разбойники.
— Еще один небольшой вопрос… — Следователь опять вынул блокнот Павла. — Имя и фамилия «Геннадий Ратаев» вам известны?
…Что-то, где-то…
— Не уверен, что я их раньше слышал, — произнес я, честно постаравшись напрячь память. — А с чем это связано?
Вересков снова спрятал блокнот.
— Спасибо, Андрей Николаевич, вы нам очень помогли, — с дежурной учтивостью проговорил он. — У меня больше нет к вам вопросов. Давайте, я отмечу ваш пропуск.