— Если забираться так глубоко, то наш ключевой принцип — это, как говорят по-английски, «open communion». Согласно ему, нашим братом может стать любой крещеный христианин, не отрицающий Троицу, но и признающий Иисуса как Господа нашего. Если вы действительно хоть что-то знаете про масонов, то наверняка знаете и то, что они отвергают этот постулат.
— А как вы давно существуете? — сделав вид, что отсыл к англоязычным принципам прошел мимо моих ушей, я перешел к примитивным вопросам.
— Как общественная организация наша церковь зарегистрирована в девяносто втором году, но ее подвижники подготовили задел еще в семидесятые…
— Приходилось слышать, что все евангелические приходы в России изначально созданы за рубежом, либо организованы здесь иностранными миссионерами. Как насчет вас?
— Мимо, — просто ответил Павел. — Наша церковь создана на территории России, вернее, еще Советского Союза, исключительно силами наших соотечественников.
— В названии есть слово «Всемирная»…
— Наши братья и сестры есть и в других странах…
— Да и принцип «open communion» изобретен далеко не в Советском Союзе. Это можно заключить исходя только из одного лишь названия.
— Многие принципы, устройства и даже предметы изобретены в других странах. Вот у девушки в руке телефон. Вот у меня простой блокнот. Они изобретены на Западе, но это же не значит, что ими нельзя пользоваться в нашей стране! Наконец, само христианство пришло к нам с Ближнего Востока, не надо забывать и об этом.
Та-ак, еще не демагогия, но уже софистика… Но и я выдохся — пожалуй, мне Павла не одолеть. Он, все-таки, специалист в словесных баталиях, куда уж мне до него… Хотя напоследок почему бы не озадачить?
— Мне точно известно, — сказал я, — что в нашем городе есть миссия, секта или конфессия, не знаю, к какому виду культов ее отнести… Но называется она практически так же, как и ваша церковь, а именно: всемирная, именно евангелическая и именно Нового Завета. Если это не совпадение, то что тогда?
— Я вам не верю, — произнес Павел.
— Это чистая правда. И заправляют в той церкви самые настоящие американцы.
— Я не думаю, что они имеют к нам хоть какое-то отношение. Более того, я уверен, что они вообще не те, за кого себя выдают.
— Откуда такая уверенность?
Павел вновь пролистал Библию и произнес:
— «Ибо люди эти — лжеапостолы. Они обманщики в своих трудах и пытаются выдать себя за Апостолов Христовых». От Матфея.
Пожалуй, для человека верующего это было бы железным аргументом. Для меня — не особенно. Но я больше дискутировать не мог. Да и Павел напустил на себя такой вид, будто ему пора собираться. К тому же, к мужу подошла Эльвира и бросила быстрый взгляд на свои часы.
— Я надеюсь, что у нас еще будет возможность поговорить, — сказал мне Павел на прощание с улыбкой, чуть кислой.
— Возможно, — ответил я и тоже слегка осклабился. Мне не очень хотелось сюда возвращаться, но сам Павел показался мне интересным собеседником. Я давно не получал такого удовольствия от дискуссий.
…Домой мы возвращались поначалу в молчании, которое только минут через десять нарушила Таня:
— Я думала, что хорошо тебя знаю. А оказывается, это совсем не так. Ты меня удивил сегодня.
— Я вообще-то не только сериалы по зомбоящику смотрю, ты же это знаешь…
— Конечно. Но ты с Павлом дискутировал на равных, а Эльвира меня уверяла, что новичку Павла убедить невозможно. Я ведь заметила, что он понемногу начал сдавать позиции…
— Это она тебя задержала? — спросил я. Под разговор я завел машину, а сам отошел чуть в сторону покурить — почему-то мне не очень хотелось, чтобы культисты видели меня с сигаретой.
— Да, она предложила мне снова прийти на собрание.
— Без меня?
— Об этом не было разговора.
— Похоже, я ей совсем не нравлюсь.
— Почему-то да. Но ведь ты же не собирался, как ты любишь иногда делать, Павла дураком выставлять?
— Павел оказался достаточно умен для того, чтобы выставиться дураком… А с чего ты так решила?
— Так бывало же, что ты чего-нибудь такое отмочишь, и потом с нами хорошие люди перестают общаться.