Код да Винчи

	не составляло труда, у них на это ушло секунд пять, не больше.
As the Citroёn accelerated southward across the city, the illuminated profile of the Eiffel Tower appeared, shooting skyward in the distance to the right. Seeing it, Langdon thought of Vittoria, recalling their playful promise a year ago that every six months they would meet again at a different romantic spot on the globe. The Eiffel Tower, Langdon suspected, would have made their list. Sadly, he last kissed Vittoria in a noisy airport in Rome more than a year ago.	"Ситроен", прибавив скорость, мчался по городу в южном направлении, вот вдалеке и чуть справа возник устремленный к небу силуэт Эйфелевой башни с подсветкой. Увидев ее, Лэнгдон вспомнил о Виттории.Г од назад они дали друг другу шутливое обещание, что каждые шесть месяцев будут встречаться в каком-нибудь романтичном месте земного шара. Эйфелева башня, как подозревал Лэнгдон, входила в этот список. Печально, но они расстались с Витторией в шумном римском аэропорту, поцеловались и с тех пор больше не виделись.
"Did you mount her?" the agent asked, looking over. Langdon glanced up, certain he had misunderstood. "I beg your pardon?"	— Вы поднимались на нее? — спросил агент.Лэнгдон удивленно вскинул брови, не уверенный, чтоправильно его понял.— Простите?
"She is lovely, no?" The agent motioned through the windshield toward the Eiffel Tower. "Have you mounted her?"Langdon rolled his eyes. "No, I haven't climbed the tower."	— Она прекрасна, не так ли? — Агент кивком указал на Эйфелеву башню. — Поднимались на нее когда-нибудь?— Нет, на башню я не поднимался.
"She is the symbol of France. I think she is perfect."Langdon nodded absently. Symbologists often remarked that France—a country renowned for machismo, womanizing, and diminutive insecure leaders like Napoleon and Pepin the Short—could not have chosen a more apt national emblem than a thousand-foot phallus.	— Она — символ Франции. Лично я считаю ее самим совершенством.Лэнгдон рассеянно кивнул. Специалисты в области символики часто отмечали, что Франции, стране, прославившейся своим воинствующим феминизмом, миниатюрными диктаторами типа Наполеона и Пипина Короткого, как-то не слишком к лицу этот национальный символ — эдакий железный фаллос высотой в тысячу футов.
When they reached the intersection at Rue de Rivoli, the traffic light was red, but the Citroen didn't slow. The agent gunned the sedan across the junction and sped onto a wooded section of Rue Castiglione, which served as the northern entrance to the famed Tuileries Gardens —Paris's own version of Central Park. Most tourists mistranslated Jardins des Tuileries as relating to the thousands of tulips that bloomed here, but Tuileries was actually a literal reference to something far less romantic. This park had once been an enormous, polluted excavation pit from which Parisian contractors mined clay to manufacture the city's famous red roofing tiles—or tuiles.	Вот они достигли перекрестка с рю де Риволи, где горел красный, но "ситроен" и не думал останавливаться или замедлять ход. Агент надавил на газ, автомобиль пронесся через перекресток и резко свернул к северному входу в прославленный сад Тюильри, парижскую версию Центрального парка. Многие туристы неверно переводят название этого парка, Jardins des Tuileries, почему-то считая, что назван он так из-за тысяч цветущих там тюльпанов. Но в действительности слово "Tuilenes" имеет совсем не такое романтическое значение. Вместо парка здесь некогда находился огромный котлован, из которого парижане добывали глину для производства знаменитой красной кровельной черепицы, или tuiles.
As they entered the deserted park, the agent reached under the dash and turned off the blaring siren. Langdon exhaled, savoring the sudden quiet. Outside the car, the pale wash of halogen headlights skimmed over the crushed gravel parkway, the rugged whir of the tires intoning a hypnotic rhythm. Langdon had always considered the Tuileries to be sacred ground. These were the gardens in which Claude Monet had experimented with form and color, and literally inspired the birth of the Impressionist movement. Tonight, however, this place held a strange aura of foreboding.	Они въехали в безлюдный парк, и агент тотчас сбросил скорость и выключил сирену. Лэнгдон жадно вдыхал напоенный весенними ароматами воздух, наслаждался тишиной. В холодном свете галогенных ламп поблескивал гравий на дорожках, шины шуршали в усыпляющем гипнотическом ритме. Лэнгдон всегда считал сад Тюильри местом священным. Здесь Клод Моне экспериментировал с цветом и формой, став, таким образом, родоначальником движения импрессионистов. Впрочем, сегодня здесь была другая, странная аура — дурного предчувствия.
The Cihren swerved left now, angling west down the park's central boulevard. Curling around a circular pond, the driver cut across a desolate avenue out into a wide quadrangle beyond. Langdon could now see the end of the Tuileries Gardens, marked by a giant stone archway.	"Ситроен" свернул влево и двинулся на восток по центральной аллее парка. Обогнул круглый пруд, пересек еще одну безлюдную аллею, и впереди Лэнгдон уже видел выход из сада, отмеченный гигантской каменной аркой.
Arc du Carrousel.	Arc du Carrousel7.