– Может быть. Где-нибудь. Не исключено, что на это способны ученые в Рослине, но, поступив так, они отправятся за решетку.
– Почему?
– На Британских островах клонирование людей запрещено законом – хотя до этого дело еще не дошло. Но вернемся к Барези. Сейчас эмбрионы без труда создают в центрах репродукции, однако в пятидесятых и шестидесятых годах все было намного сложнее. Страшно подумать, сколько технических нововведений пришлось придумать Барези для своих опытов.
– Понятно… – покачал головой Ласситер. – А вам известно, чем кончил Барези?
– Нет, – ответил ученый. – Я знаю лишь, что он выпустил несколько публикаций, связанных с религиозной тематикой.
– Да, конечно… Но это еще не все. Он забросил религию и поступил в медицинский институт – в то время ему уже стукнуло пятьдесят. Специализировался на акушерстве и гинекологии, а затем открыл клинику искусственного оплодотворения, или, как сейчас говорят, репродукции.
Торгофф поднял брови, отпил кофе и произнес:
– Вот, значит, как. Да, у Барези, бесспорно, был богатый опыт по части изготовления эмбрионов. Скорее всего дела у него пошли отлично.
– Да. Весьма.
– Тем не менее, – вздохнул Торгофф, – это печально.
– Почему вы так считаете?
– Да потому, что он был совершенно потрясающим ученым-исследователем, а если посмотреть, чего он достиг и к чему стремился… Клиника выглядит пустой тратой сил.
– Что вы хотите сказать? – спросил Ласситер. – К чему именно он стремился?
– Понимаете, смысл изучения дифференциации состоял в том, чтобы найти способ повернуть процесс вспять – превратить клетки в недифференцированные.
– Но зачем? Какая от этого польза?
– Какая польза? – переспросил Торгофф. – Да это же Чаша Святого Грааля.
– Почему?
– Потому, что если вы сможете это сделать… – Торгофф задумался. – Разум не способен охватить всех последствий. Это открытие будет стоить триллионы, впрочем, деньги здесь ничто. Если вы обратите вспять дифференциацию, вы навсегда измените мир.
– Каким образом?
– Очень просто… В этом случае мы сможем вас клонировать. И всех остальных, кого пожелаем. Вы откапываете Бетховена или Пресли и делаете их своими детьми. Или клонируете свою покойную матушку. Вы сможете выращивать запасные органы, употребляя клонов, когда вам понадобятся новые легкие, печень или аорта. Вы можете представить, какие этические и социальные проблемы возникнут? Что станет с усыновлением, если люди смогут заказать по почте собственные копии или копии кого угодно? А если представить клонирование в сочетании с техникой генетической рекомбинации, то можно получить нечто не вполне человеческое. Можно будет создавать пушечное мясо, гладиаторов или рабов. Вместо производства органической пищи производство органов. Производство людей одноразового использования.
– Боюсь, вы преувеличиваете, доктор, – остановил его Ласситер.
– Нет-нет, – рассмеялся Торгофф, качая головой. – Для создания всех этих ужасов вам потребуется клетка с неповрежденной ДНК, немного крови, кусочек волоса или клочок эпителия. Годится все. Если вы получили недифференцированные клетки, то можете использовать их для создания целого организма. Надо лишь состыковать первородную клетку с яйцом, из которого предварительно удалили ядро. А затем мы выращиваем из этого дела культуру. Легче легкого!
– Что значит выращиваем культуру? – спросил Ласситер.
– Выращиваем культуру – это, так сказать, общее понятие, – пояснил Торгофф. – Если мы имеем дело с человеком, то прибегаем к технике пересадки ооцитов.
Ласситер, услышав знакомое слово, непроизвольно моргнул, и Торгофф снова начал объяснять:
– Ооциты – это…
– Я знаю, – прервал его Ласситер. – Моя сестра прошла через эту процедуру.
– О-о-о… – протянул Торгофф. – Что ж, если вам известно… – Он бросил взгляд на часы и, откинувшись на спинку стула, сказал: – А теперь мне действительно надо бежать. Когда речь идет о двенадцатилетнем мальчишке и билетах на хоккейный матч, дело не терпит отлагательств.
– Можно еще секунду? – спросил Ласситер. – Если бы Барези удалось это… Я хочу сказать, если бы он сумел повернуть вспять дифференциацию… мы бы узнали об этом?
– Вне всяких сомнений, – ответил Торгофф, вставая со стула. – Это такое же великое открытие, как изобретение колеса. Мы, безусловно, узнали бы об этом. Если, конечно…
– Что?
Торгофф обмотал горло шарфом и покрепче затянул воротник своего полупальто. Прикрыв макушку бейсбольной кепкой, он сказал:
– Не знаю. Если Барези… не испытывал серьезных сомнений. Он мог ужаснуться своему открытию. Ведь старик увлекался религией.
Возвращаясь в гостиницу, Ласситер не знал, что думать. Неужели Барези обратился к теологии, после того как узрел Бога в молекуле? Не исключено. Но какое отношение это имеет к «Умбра Домини» и серии убийств по всему миру от Вашингтона до Токио? Ласситер был недоволен собой. И чем дальше тащила его старенькая бостонская подземка, тем сильнее становилось это недовольство. Почему он решил, что страсть Барези к науке и религии играет в этом деле какую-то роль? Только потому, что так сказал священник? Да.