Код Атлантиды

— Вам следует запомнить лишь то, что самые ужасные вещи происходят на Солнце с периодичностью в одиннадцать лет, — произнес Пирс, бросая многозначительный взгляд на Хаккетта, который вывел на доске и подчеркнул две двойки. — Просто добавляйте к одиннадцати одиннадцать, еще и еще одиннадцать, пока не получите три тысячи. Геологические исследования свидетельствуют о том, что каждые три тысячи лет климат на Земле резко меняется. Шесть тысяч лет назад произошел настолько мощный климатический сдвиг, что многие древние цивилизации приняли этот момент за отправную точку летоисчисления.

Последний цикл цивилизации майя начался двенадцатого августа три тысячи сто тринадцатого года до нашей эры. Египтяне вели отсчет времени приблизительно с три тысячи сто сорок первого года до Рождества Христова, а согласно еврейскому календарю мир был сотворен в сентябре три тысячи семьсот шестьдесят первого года до нашей эры. Древние евреи находились в такой серьезной зависимости от лунно-солнечных циклов, что даже на флаге стали изображать Солнце — в виде шестиконечной звезды. С началом каждого четвертого цикла совпадает какое-то поистине катастрофическое событие. У нас есть все основания бить тревогу. Четыре цикла, или двенадцать тысяч лет назад, — об этом свидетельствуют научные труды геологов — случилось наводнение. И — можете себе представить? — мы вновь приближаемся к критическому моменту.

— По нашему мнению, магнитные полюса Солнца вот-вот поменяются местами, доктор Скотт, — мрачно произнес контрадмирал Дауэр. — Земля под угрозой глобального бедствия.

— Минуточку! — вскрикнул Скотт. — Мы что, обсуждаем конец света?

Хаккетт пожал плечами.

— О, нет-нет. — Все вокруг вздохнули с облегчением. — Просто беседуем на эту тему. А каким конец света может оказаться, адмирал?

Гэнт прошел в дальний конец кабинета и остановился у большого цифрового экрана на стене.

— С вашего разрешения, адмирал?

Дауэр кивнул в знак одобрения.

Свет притушили. На экране возникла картинка планеты Земля. Перспектива изменилась, и зрители увидели орбиту вращения Земли вокруг Солнца, потом крупным планом обозначение нескольких земных стран.

— На нашей планете шесть главных обсерваторий, работа которых полностью посвящена слежению за солнечной активностью, — монотонно объяснял Гэнт. — О малейших изменениях нам сразу становится известно, точнее, с обычным опозданием от сорока восьми до семидесяти двух часов.

Скотт и Новэмбер машинально повернули головы и взглянули на Хаккетта. Тот кивнул со словами:

— Источник солнечной энергии — ядерные превращения водорода, из которого на девяносто процентов состоит Солнце, в гелий. Температура на поверхности светила — более двух миллионов градусов по Цельсию. Когда происходит извержение корональной массы, в атмосферу Солнца выбрасываются высокоионизированные частицы в виде шара с собственным магнитным полем, так называемая плазма. Плазменное облако, по размерам сравнимое с Юпитером, содержит достаточно энергии для выпаривания Средиземного моря. Скорость его движения около двух миллионов миль в час, стало быть…— Он быстро произвел соответствующие подсчеты. — Да, правильно, на дорогу сюда у него уходит примерно три дня.

Новэмбер ахнула.

— Именно это и может случиться?

Хаккетт ухмыльнулся.

— Это случается каждую неделю. То, о чем нам собирается поведать майор Гэнт, боюсь, гораздо серьезнее.

— Восьмого марта, то есть девять дней назад, на поверхности Солнца наблюдалось небывалое количество пятен. Активность была высокой, выброс плазмы стремительный и обильный. В семь ноль девять утра, ровно через восемь минут после нескольких одновременных извержений в районе солнечного экватора здесь, в ЦЕРНе, стало о них известно.

Хаккетт внезапно не на шутку встревожился.

— Как это? — спросил он. — Ты говоришь о скорости, близкой к скорости света!?

— В настоящий момент явление изучают в пяти исследовательских центрах. Один из них в Японии. Другой в России. Два в США: Калифорнийский технологический институт и Стэнфордский университет. А пятый здесь, в Швейцарии. В то мгновение четыре центра как раз проходили рекалибровку. Поэтому только тут, в ЦЕРНе, гравитационная волна и была зафиксирована.

Пожалуй, стоит присесть, решил Хаккетт. Он провел пальцами по прохладной поверхности ониксового стола.

— Боже правый… Наконец-то. — Таким довольным, как он, не выглядел никто вокруг. — Гравитон — разгадка любой тайны.

Скотт поерзал на стуле и пробормотал:

— Не хочется вас разочаровывать, но, к примеру, причину распада моей семьи не разгадаешь даже с его помощью.

— Как долго это продолжалось?

Скотт на миг задумался и тут осознал, что Хаккетт толкует вовсе не о его браке. В этот момент Гэнт провозгласил:

— Четыре целых три десятых микросекунды. Мои поздравления, доктор Хаккетт. Доказана еще одна теория.

Хаккетт почесал шею.

— Не уверен, что это повод ликовать.

Гэнт глубоко вздохнул.

— На гравитационную волну среагировал не только лазерный интерферометр в Европейской обсерватории гравитационных волн.

Скотт покачал головой, пытаясь привести в порядок мысли.

— Европейская обсерватория чего?