Сани, или, как их здесь называют, нарты, в которые они запряжены, имеют около десяти футов в длину и двух в ширину, сделаны из выдержанной берёзовой древесины и удивительно сочетают в себе два самых главных качества – прочность и лёгкость. Это просто каркас, скреплённый веревками из тюленьей кожи и установленный на широких изогнутых полозьях. В конструкции нарт не используется ни одной железной детали, и весят они не более двадцати фунтов, однако выдерживают нагрузку в четыреста или пятьсот фунтов и самые суровые условия горного пути.
Количество собак, запряжённых в сани, варьируется от семи до пятнадцати в зависимости от характера местности и веса груза. При благоприятных условиях одиннадцать собак делают от сорока до пятидесяти миль в день с человеком и грузом в четыреста фунтов. Они запрягаются в сани парами, одна за другой, длинным центральным ремнем из тюленьей кожи, к которому каждая собака привязана посредством короткого ремешка с ошейником.
Собаки управляются исключительно голосом и вожаком, который специально обучен для этой цели. Возница не имеет хлыста, вместо него он использует палку около четырех футов в длину и двух дюймов в диаметре, называемую «остол». Он снабжён с одного конца длинным железным шипом и служит для того, чтобы тормозить на спуске или останавливать собак, если они сходят с дороги, чтобы погнаться за оленем или лисой. Для торможения остол опирается о колено или стойку нарт, верхний конец крепко удерживается каюром, а железный конец при этом скребёт по снегу. При умелом использовании такой приём тормозит сани очень быстро и эффективно.
Искусство управления собачьей упряжкой – одно из самых обманчивых в мире. Путешественник с первого взгляда воображает, что управлять собачьими санями так же легко, как и трамваем, и при первом же удобном случае пробует прокатиться. После того как за первые десять минут его пару раз опрокинут в сугроб, потом перевернут нарты вверх дном и протащат так с четверти мили в сторону от дороги, а в конце концов упряжка вообще убежит от него, опрометчивый экспериментатор начнёт подозревать, что задача не так проста, как он предполагал, и менее чем через день он на собственном горьком опыте убедится, что погонщиком собак, как и поэтом, рождаются, а не становятся.
Одежда камчадалов и для зимы, и для лета изготавливается по большей части из шкур. Зимний костюм состоит из сапог из тюленьей кожи или «торбасов», надеваемых поверх толстых оленьих чулок до колен, штанов мехом внутрь, лисьего капюшона с оторочкой из меха росомахи и тёплой кухлянки до колен. Она сделана из самой толстой и мягкой оленьей шкуры, украшена понизу шёлковой вышивкой, отделана на рукавах и воротнике блестящим бобровым мехом, снабжена квадратным клапаном под подбородком, которым можно прикрывать нос, и капюшоном за шеей, который натягивается на голову в плохую погоду. В такой одежде камчадалы неделями находятся на сильнейшем холоде и спокойно спят на снегу при температуре двадцать, тридцать и даже сорок градусов ниже нуля!
Большую часть времени нашего долгого пребывания в Лесной мы занимались изготовлением такой одежды, а также крытых нарт для защиты от зимних бурь, шили вместительные спальные мешки из медвежьих шкур и вообще вели подготовку к нелёгкому зимнему походу.
Глава XVII
Около 20 октября из Тигиля приехал русский врач и, решив, видимо, окончательно добить ослабевшего майора, принялся пытать его баней, кровопусканиями и горчичниками. Лихорадка, однако, под воздействием этого энергичного лечения спа́ла, и он начал понемногу поправляться. Примерно на той же неделе Додд и Миронов вернулись из Тигиля с запасами чая, сахара, рома, табака и хлеба, и мы начали собирать собак из соседних поселений Кинкиль и Палана для поездки через Шаманские горы. Повсюду лежал снег глубиной в два фута, погода была ясная и холодная, и ничто, кроме болезни майора, не могло более задерживать нас в Лесной. 28-го он объявил, что может ехать, и мы подготовились к выезду. 1 ноября мы надели свои меховые одежды, превратившие нас в диких зверей самой свирепой наружности, попрощались со всеми гостеприимными жителями Лесной и отправились с шестнадцатью санями, восемнадцатью людьми, двумястами собаками и сорокадневным запасом провизии в страну кочевых коряков. Мы решили на этот раз или добраться до Гижиги или, как пишут газеты, «погибнуть в попытке…».