Кочевая жизнь в Сибири

«Кеннан! Эй, Кеннан! Просыпайся! Уже светло!» Из груды мехов на полу послышалось сонное ворчание и ещё более сонное «Правда?», после чего последовало ровное дыхание, подтверждающее, что необходимо предпринять более активные меры, чтобы вызволить груду мехов из страны грез. «Кому говорю! Кеннан! Проснись! Завтрак полчаса уже ждёт!» Волшебное слово «завтрак» взывало к более сильному чувству, чем сонливость, и, высунув голову из-под мехов, я сонно моргал глазами, пытаясь хоть как-то припомнить, где я и как сюда попал. Яркий костёр из смолистых сосновых веток потрескивал на бревенчатом возвышении в центре хижины, распространяя жар по всем углам. На заплесневелых брёвнах и грубом дощатом потолке висели крупные капли оттаявшей изморози. Дым медленно поднимался через квадратное отверстие в крыше к сверкающим звёздам, подмигивающим нам сквозь ветви лиственницы. Мистер Лит, исполнявший роль шеф-повара нашей кампании, стоял надо мной с ломтем ветчины, насаженным на охотничий нож, в одной руке и кочергой в другой – этими символами власти он яростно размахивал, намереваясь окончательно разбудить меня. Его энергичные жесты привели к желаемому результату. Подозревая, что я потерпел кораблекрушение на каннибальских островах и вот-вот буду принесен в жертву злым духам, я вскочил, протёр глаза и собрал воедино свои рассеянные чувства. Лит был в приподнятом настроении. Наш спутник, почтальон, в течение нескольких дней проявлял склонность уклоняться от работы и позволять нам делать всё необходимое, в то время как он спокойно шёл по нашим следам, и этим стратегическим манёвром навлек на себя самую непримиримую ненависть мистера Лита. Поэтому последний разбудил несчастного ещё до того, как тот проспал пять часов, уверив, что северное сияние – это первые проблески утреннего света. Почтальон отправился в путь в полночь и старательно прокладывал дорогу в рыхлом снеге вверх по крутому склону горы, полагаясь на обещание Лита, что мы догоним его до восхода солнца. В пять часов, когда я встал, ещё были слышны голоса людей почтальона, кричавших своим усталым собакам на вершине горы. Мы завтракали как можно медленнее, чтобы у них было достаточно времени, чтобы проложить для нас дорогу, и, наконец, отправились в путь только после шести часов.

Было прекрасное ясное, тихое утро, когда мы поднялись на гору и, петляя по безлесным долинам среди высоких холмов, направились к берегу моря. Солнце поднялось над восточными вершинами гор, и снег засверкал, словно усыпанный бриллиантами. Вскоре вдали показались вершины Вилиги, прочерченные тончайшей кистью и окутанные нежнейшей лазурью пространства, столь же спокойные и светлые в своём холодном величии, как будто никакие бури никогда не касались их гладких белоснежных склонов и острых вершин. Воздух, хотя и очень холодный, был чистым и бодрящим, собаки неслись по обледеневшей дороге, встряхивая нас так, что кровь в наших венах готова было вскипеть, как французское шампанское!

К полудню мы спустились с гор на берег моря и догнали почтальона, который остановился, чтобы дать отдых своим собакам. Наши собственные были ещё свежи, и мы снова вырвались вперёд, быстро приближаясь к долине Вилиги.

Я как раз мысленно поздравлял себя с тем, что нам посчастливилось миновать это страшное место в ясную погоду, когда мое внимание привлекло странное белое то ли облако, то ли полоса тумана, вытянувшегося от устья долины Вилиги далеко над чёрными водами Охотского моря. Гадая, что бы это могло быть, я указал на него нашему проводнику и спросил, не туман ли это. Его лицо тут же омрачилось тревогой, и он лаконично ответил: «Вилига дурит!». Этот оракульский ответ не очень меня устроил, и я потребовал объяснений. К моему удивлению и ужасу, мне сказали, что странное белое облако, который я принял за туман, был плотным вихрем снега, вылетающим из устья ущелья под натиском бури, только что разразившейся в верховьях Станового хребта. Проводник пояснил, что пока ветер не утихнет пересекать долину невозможно и опасно. Я не видел ни невозможности, ни опасности, а так как по ту сторону ущелья была ещё одна юрта, то решил идти дальше и хотя бы попытаться переправиться. Там, где мы находились, погода была совершенно спокойной и тихой – свеча горела бы на открытом воздухе – и я не осознал огромной силы урагана, который всего в миле впереди извергал снег из ущелья и нёс его на несколько миль в море. Видя, что мы с Литом решили пересечь долину, наш проводник выразительно пожал плечами, как бы говоря: «ты скоро пожалеешь о своей поспешности», и мы поехали дальше.