Кобзарь

Ирод — не захочет».

Третья ворона:

«Я царевыми чинами

скручу ему руки!»

Вторая ворона:

«Со всего сберу я света

все зло и все муки!»

Первая ворона:

«Нет, сестрицы. Не так надо.

Пока слепы люди,

похоронить его надо,

а то плохо будет!

Гляньте-ка вы: над Киевом

вон метла взвилася,

Над Днепром и над Тясмином

земля затряслася.

Слышите ли? Застонала

гора над Чигрином.

Чу!.. Смеется и рыдает

наша Украина!

Близнецы уж народились.

Станет мать смеяться,

обезумев, что обоим

Иванами зваться. Полетим-ка!»

Полетели,

на лету запели:

Первая ворона

«Поплывет наш Иван

по Днепру на Лиман

с кумою».

Вторая ворона:

«Побежит наш ярчук

в теплый край есть гадюк

за мною».

Третья ворона:

«Как хвачу да помчу,

в самый ад полечу

стрелою».

Три лирника

Шли слепой, хромой, горбатый

нищие к мирянам,

путь держали в Субботово,

чтоб петь про Богдана.

Первый нищий:

«Вот-то, сказано, вороны —

нашли себе место.

Москали для них как будто

сделали насесты».

Второй нищий:

«А для кого ж? Человека,

верно, не посадят

числить звезды...»

Первый нищий:

«Ты уж скажешь!

Может, и посадят

пана, москаля иль немца;

пан, москаль и немец

и там найдут хлебец.

Третий нищий:

«Что болтаете пустое?

Что там за вороны?

Да москали да насесты?

Бог нам оборона.

Иль еще нестись заставят, —

солдат им рожай-ка!

Полонить весь мир царь хочет,

есть такая байка».

Второй нищий:

«Что ж, быть может!

Так на черта ж

на горах их ставить?

Да высокие такие,

что до туч достанешь,

если взлезешь...»

Третий нищий:

«А для того!

Вот потоп настанет,

все паны туда полезут,

да и смотреть станут,

как мужики тонуть пойдут».

Первый нищий:

«Умные вы люди,

а ничего не знаете!

Там понаставляли

для того насесты эти,

чтоб воды не крали

люди в речке; да чтоб тайно

песку не пахали,

что лежит вот, за Тясмином».

Второй нищий:

«Потерял ты разум!

Раз не знаешь, помолчал бы.

Что как под тем вязом

мы, приятели, присядем

отдохнуть немного!

В торбу две краюхи хлеба

взял я на дорогу, —

вот и поедим мы кстати,

до солнышка, рано... —

и уселись.— А кто ж, братцы,

споет про Богдана?»

Третий нищий:

«Я петь буду. И про Яссы,

и Желтые Воды,

и местечко Берестечко».

Второй нищий:

«Славные доходы

нам дадут они сегодня!

Там ведь у подвала,

как на торг, сошлися люди,

и панства немало.

Вот где нам нажива будет!

Что же, запоем-ка

пробы ради...»

Первый нищий:

«Ну их, песни!

Лучше отдохнем-ка,

день велик: мы напоемся,

а ты — петь, туда же...»

Третий нищий:

«Это верно. Помолимся,

да и спать заляжем».

Певцы под деревом заснули,

спит солнце, пташечки молчат,

а у подвала уж проснулись

и раскопать его спешат.

Копают день, копают два,

на третий едва лишь

докопалися до стенки,

ночку переспали,

караул везде поставив.

А исправник просит,

никого чтоб не пускали,

в Чигирин доносит

по начальству. И начальство,

прибыв, посмотрело

и сказало: «Ломай стены!

Так вернее дело!»

Послушали. Разломали —

и перепугались!

Всё скелеты там лежали,

словно ухмылялись,

что опять им видно солнце.

Вот богатство это:

черепок, корыто, тут же

в кандалах скелеты!

Если б в форменных, тогда бы

хотя пригодились...

Засмеялись... А исправник

чуть-чуть не взбесился,

Нечем ему, вишь, разжиться;

а уж как трудился!

Он и день и ночь старался, —

в дураках остался.

Уж ему бы только в руки

тот Богдан попался, —

в рекруты его забрил бы;

не мани обманом

Правительство! Рвот и мечет.

Словно одурманен.

Яременка в рыло тычет,

бранью осыпает

весь народ, да и на нищих

моих налетает.

«Вы что делаете, плуты!»

«Мы, смотрите, пане,

распеваем о Богдане...»

«Я вам дам Богдана!

Мошенники, дармоеды!

И песню сложили

Про такого ж мошенника...»

«Да нас так учили...»

«Я научу! Эй, всыпать им!»

Взяли, разложили

да попарили в царевой,

непрохладной бане.

Вот какой дала барыш им

Песня о Богдане!

Так подвал Богданов малый

тогда раскопали;

а большого подземелья

и не доискались.

(Стоит в селе Субботове)

Стоит в селе Субботове

на горе высокой

надмогильник Украины,

широкий, глубокий.

Это церковь Богданова:

там-то он молился,

чтоб москаль добром и лихом

с казаком делился.

Мир душе твой, Богдане!

не так оно сталось:

царских слуг объяла зависть,

всё поразоряли, —

вкруг курганов наших рыщут,

роют, деньги ищут,

погреба твои разрыли,

да тебя ж ругают,

что они трудились даром!

Так-то вот, Богдане!

И тоскует Украина

сиротой бессильной!

Вот тебе и благодарность:

церковь-надмогильник

даже некому поправить!

Вот ту Украину,

что в былые дни с тобою

шляхту задавила, —

байстрюки Екатерины

саранчой покрыли.

Так-то сталося, Зиновий,

с Алексеем дружный!

Всё приятелям ты отдал,

им-то что же нужды!

Говорят, слышь, что все наше

искони здесь было,

только мы сдавали, чтобы

татарва кормилась

да поляки!.. Так, быть может!

Пускай и так будет!

Так смеются ж над Украйной

и чужие люди!

Нет, чужие, вы не смейтесь!

Церковь-надмогильник

рухнет, и тогда над нею,

и доброй и сильной,

вновь восстанет Украина,

свет правды засветит,

и помолятся на воле

невольничьи дети!..

Наймичка

Пролог

Воскресенье утром рано

поле крылося туманом,

и склонилася в тумане,

словно тополь, на кургане

молодица молодая.

Что-то к сердцу прижимает,

горько плачет, причитает:

«Ой, туман мой, ненастье,

мое горе-злосчастье!

Отчего меня не скроешь

от беды-напасти?

Что меня ты не задавишь

и в землю не вдавишь?

Отчего мне тяжкой доли

веку не убавить?