Книги: Все тексты

Расплатился я и пошел в мечтательном настроении домой. Я мечтал, как буду теперь ведро выносить и на соседей плевать. Так, знаете, размечтался, чуть под трамвай не зашёл. Дело нехитрое.

Дома, конечно, начал ключи проверять. И вижу вот какой парадокс: ключи совсем не подходят! Причём не то, чтобы один какой-нибудь, а все не влазят. Такой нетипичный случай.

Я, натурально, обиделся. Всё-таки не коммунистический режим, чтобы ключи в замки не влазили. Всё-таки пятый год, не говоря худого слова, к рынку переходим. Эдак, по полштуки за железку — все деньги кончатся. И после обеда направился я снова в «Металлоремонт» с мыслью, значит, начистить кому следует рыло.

И вижу: у двери ларька топчется довольно бодрый субьект в ватничке — не тот, что с утра, но тоже, надо сказать, очень отзывчивый мужчина. Он, как возле своей личности меня обнаружил, сразу улыбнулся и говорит: я, говорит, вижу, милый вы мой человек, что у вас есть ко мне дело, так вы, пожалуйста, не стесняйтесь, выкладывайте всё начистоту!

Я говорю: мне скрывать нечего! И всё ему в подробных красках рассказал. Мастер рассмеялся на мой рассказ довольно добродушно и говорит: это сменщик! Он при коммунистическом режиме рос, и у него руки несколько косо приставлены, а вообще человек он хороший, вы уж не обижайтесь на него, пожалуйста. Не огорчайте мою ранимую душу.

Я говорю: мне обижаться без пользы, мне ключи нужны. Он мне на это отвечает: ключи ваши я исправлю, конечно, бесплатно. Открывает дверь и рукой дружелюбно мотает взад-вперед: милости, говорит, прошу, заходите, а то ещё отморозите чего-нибудь по случаю.

Тут я, признаться, несколько остолбенел. Видно, за долгое время советской власти отвык от человеческого обхождения. А он всё стоит и рукой мотает: дескать, без вас не войду, даже не просите!

И вот влажу я в его ларёк целиком — а там неприхотливая такая, но в общем приспособленная для жизни обстановочка: точила всякие, напильники, а по стенкам календари с голыми мамзелями для уюта. И от электроприбора тепло, братцы мои, как в бане!

Меня, натурально, от всего этого сразу разморило, а мастер говорит: да что же вы стоите посредине помещения, голубчик, садитесь на мягкий стул! А я, говорит, тем временем совершенно бесплатно исправлю ошибку моего сменщика и сделаю вам хорошие дубликаты, чтобы вы больше никогда не мёрзли!

От такого внимания к себе я, конечно, теряю дар русской речи. А мастер скромно надевает свой синий трудящийся халат и начинает, эдак, нежно вжикать своим инструментом по моим железкам.

Сейчас, говорит, я вас обслужу, можно сказать, как человека. А на сменщика, говорит, не обижайтесь! И слово за слово, заводит тонкий разговор. Дескать, ещё Чаадаев предупреждал насчёт ключей, что с первого раза не сделают, потому что не Европа. Вжик. И Елена Блавацкая, говорит, предупреждала. Вжик-вжик. И Рерих. И через полчаса такого разговора я, братцы мои, немею окончательно, чувствуя полную свою интеллигентскую несостоятельность рядом с познаниями этого трудящегося с его простым инструментом. И начинаю потихоньку думать про себя, что раз такое дело, надо всё-таки доплатить, а то получается нехорошо. Блавацкой не читал, а припёрся, как дурак, со своими железками к просвещённому человеку. И поддержать культурный разговор нечем — сиди да разевай рот, будто окунь какой-нибудь.

А мастер тем временем открывает уже совершенно небывалые горизонты образования, и при этом не торопясь, с большим гражданским достоинством, вжикает по железке инструментом. И в процессе его речи за окошком становится темно, потому что зима.

А мне ещё до дому пёхать.

А перебивать неловко. Всё-таки культурные люди…

И вот, можете себе представить, спрашивает он меня, что я, например, думаю насчёт воззрений философа Фёдорова по поводу спасения мира через воскрешение умерших — а я, братцы мои, сижу уже буквально весь потный и думаю исключительно насчёт того, чтобы самому из его ларька живым на свободу высунуться.

И когда он, наконец, протягивает мне ключи, я просто-таки чуть не плачу. Спасибо вам, говорю, огромное. Ну что вы, отвечает, это вы, как клиент, извините нас за причинённое беспокойство. И виновато наклоняет свою умную голову, и ногой шаркает со страшной интеллигентностью. Я спрашиваю: может быть, возьмёте немного денег? Тут он даже руками на меня замахал.

Тогда я говорю ему: можно ли для интересу узнать, как вас зовут? Он весь запунцовел и отвечает: Степан. Я говорю: вот за такими, как вы, Степан, будущее нашей многострадальной страны. Он скромно, эдак, потупился и тихо так отвечает: я знаю.

Я тогда на всякий случай спрашиваю ещё раз: может, всё-таки возьмете денег, Степан? Тут он совсем уж сильно потупился и говорит: ну хорошо. Я возьму деньги, чтобы вас не обидеть… Строго по прейскуранту. По семьсот за железку.

Я, конечно, удивился. Как, говорю, семьсот? Утром пятьсот было! Он говорит: так то ж утром… И довольно тяжело вздыхает, явно горюя о трудностях на пути реформ.

Я отдал ему деньги и, ласково попрощавшись за руку, заторопился домой.